— Ну, что ты! Что ты! — растроганный старик уже отошёл от гнева: — Пойдём-ка, заинька, посмотрим волка. Только ты не подходи к злодею близко, он — «отрицалово» и не работает в цирке. Да и лужа под ногами большая — смотри.

Перед клеткой действительно было скользко. Угрюмые хищники жались друг к другу в дальнем углу, спасаясь от холода. Худая белесая волчица лежала на боку, все четыре лапы вытянув подушками в сторону зрителей. Её пушистый друг, серый и крупный, был рядом. Две морды, прижавшись одна к другой, глядели на людей, и казалось, что это был один зверь — большой и двухголовый.

— Встань, падла! Покажись народу! — сердитый рабочий стучал по решетке берцовой костью. В левой руке у него была длинная палка. Ею он пытался огреть животных, желая разрушить их суровое единство.

Серый волк не спешил. Он медленно оторвался от пола и зевнул, вытягивая далеко вперёд свои передние лапы. Встряхнулся. И только потом этот сутулый разбойник с достоинством подошёл к человеку и остановился рядом.

— На! — приказал ему вельможа.

Волк обнажил клыки и осторожно взял в зубы предложенную ему кость.

— Гляди, Таня, какой он страшный! Вот этими самыми зубами он режет скотину наповал… Сверху и донизу… Позвонки на шее у жертвы перекусывает. А сильный — враг, овцу на спине несёт и не задыхается…

Работник зоопарка рассмеялся не добрым смехом. Оттолкнувшись ногою от вагончика и отбросив назад своё грузное тело, он резким движением вырвал кость из пасти у зверя. Скрипнули хвалёные зубы, и ни с чем остался суровый хищник. Люди молчали. Поражённые этой нелепой выходкой рабочего, они, словно парализованные, ждали что же будет дальше. А «хозяин» продолжал глумиться над зверем. Размахнувшись, он ударил костью по носу одураченного волка и снова протянул её ему в клетку.

— На, падла! Ешь!

Зверь поднял глаза и увидел обидчика. Взгляды их встретились. Волк и человек оценивали друг друга. Мерили души. Искали силы.

Падали листья… Шуршали… Муха жужжала рядом…

Тане вдруг стало по-настоящему страшно. Две капельки пота блеснули у неё на лбу и, холодные, они покатились по переносице, подгоняемые дрожью. Девочка не плакала, она спряталась за ногу деда и крепко вцепилась ему в штанину: инстинктивно, чуть дыша, наблюдая неравную борьбу человека и зверя.

Повторно сомкнул серый волк свои челюсти. Мёртво… И сколько ни бился рабочий о клетку, как резко ни дрыгал он ногами и телом, ни единый мускул не дрогнул на морде у хищника. Только могучая шея ходила из стороны в сторону вслед истеричным движениям «кормильца». Тогда человек начал бить волка палкой по голове. Может быть, ему казалось, что он этим развлекает народ и выполняет свой долг перед публикой? Но истязаемый зверь терпел, и его глаза наливались кровью.

— За что же он его так бьёт? — прошептала Таня.

Дети с малых лет воспринимают битьё как должное за поступки, за не такой, как у всех образ жизни и мыслей. И бьют нас повсеместно все сильные мира сего, загоняя в рамки приличий и правил.

— Он волк, — ответил ей дедушка.

Это было неоспоримой истиной. В детском саду и по телевидению часто рассказывали о коварстве этого зверя. Но доброе сердце боролось с разумом.

— Разве нельзя по-другому, ласково… Может быть волки тоже дрессируются как медведи, а?.. Деда!? Или как собаки? Просто никто ещё не научился этого делать?!

— Нет, Таня, волки не дрессируются.

— Но я не хочу, чтобы он его так бил! Я буду дрессировать его, когда вырасту!

Волчица поставила точку в этой борьбе. Словно молния, вылетела она из дальнего угла клетки и клацнула зубами перед самым лицом дразнившего. Кто однажды слышал этот мужественный звук, тот уже никогда его не забудет и ни с чем не спутает. Так охотятся волки на воле, преследуя жертву, и так защищаются они, прижатые к стенке врагами. Перепуганный рабочий выпустил кость из рук и выронил палку. Он плюхнулся в лужу и заорал, тонким голосом:

— Падла!.. Отравлю!.. Уморю тебя голодом!.. Серая гадина!

Люди смеялись над незадачливым дрессировщиком. Только пораженная Таня всё ещё заглядывала в глаза дедушке. Она не могла понять, почему так весело…

Чудо-укротитель поднялся на ноги и не солоно хлебавши направился к следующей клетке. Не высохла ещё на заднице грязь, а он уже тормошил вилами гиену. Немного безобразная на мордочку — все гиены такие, та оказалась флегматичная и сонная, забавная, как добрая собака. Местами её длинная шерсть покрылась грязью и свисала чёрными прядями до самого пола. Безобидно огрызаясь, животное поспешило в другой угол клетки, где вилы уже не могли его достать. Она повернулась хвостом к народу, горестно рыкнула на судьбину и снова упала спать.