Это скандальное дело получило широкую огласку. Собака охрипла, но лаять не перестала. Кому первому пришло в голову поинтересоваться причиной её горя, сегодня не помнит никто. Может это был дежурный сантехник или случайный прохожий, неравнодушный к чужой беде, но этот человек позвонил в милицию и сообщил страшную новость. В районе теплотрассы найдена обезображенная человеческая голова. Звонивший не сообщил своего имени и отчества, он был сильно испуган и имел в прошлом неприятности с правоохранительными органами. Как правило, впоследствии такого человека таскают по кабинетам и опрашивают, проверяют у него алиби, и при отсутствии такового — он первый подозреваемый. И, слава богу, что этот добрый малый так и остался неизвестным. Потому что, как станет ясно из дальнейшего повествования, это оказалось мудрым решением с его стороны.

Оперативники не придали вначале поступившему сигналу никакого значения. Они с нетерпением ждали результатов очередного тура чемпионата страны по хоккею, многие из них сделали ставки на предстоящие матчи. И кануло бы всё в небытие, звонок не был зарегистрирован, но людской телефон сильнее и надежнее. Весь город шумел уже через полчаса возле страшной находки. Все новые и новые ротозеи затаптывали последние следы преступления. Кто-то пнул голову ногой, и она улетела в сугроб. Потом её снова отрыли. Проницательные сыщики опознали убитого бомжа. Как Медузу-Горгону, брезгливо вертели они по очереди в руках страшную находку, осторожно стряхивая снег с почерневшего лица и держали её при этом за волосы так, чтобы не встретиться с нею взглядом. Словно стылая боль могла ожить и вспыхнуть, и испепелить их жестокие души. Но этого не произошло. Долго потом отмывали сыщики в снегу свои руки, тщательно вытирая их старыми тряпками, на которых ночевал убитый. Слишком активную деятельность вёл старик в последние дни своей жизни: наследил у городничего, построил детский стадион, был выселен из общежития за нарушение санитарных норм. Светлана Михайловна Мирзоева неоднократно обращалась в милицию с жалобами на преследования со стороны этого человека — маньяка, вымогателя денежных средств.

Ручей в овраге был вскрыт и обследован, останки человеческих костей извлечены на свет и сфотографированы. Сыщики недоумевали, кому и зачем нужно было так уродовать тело бомжа — бесполезного человека, не имеющего за душою ни рубля, ни квартиры. Были проверены алиби у всех освободившихся недавно из неволи людей и внимательно изучены их секретные дела, любезно предоставленные спецчастью учреждения — врагов Тарантул не имел. Следствие зашло в тупик. И было бы забыто уже через неделю произошедшее, как по городу с катастрофической скоростью стал распространяться новый слух, что мирзоевская говядина сладкая на вкус и «какая-то не такая…». Провели экспертизу пельменей, слепленных в цеху известного предпринимателя и снова зашумел народ и забрехала пресса. Мясо убитого бомжа присутствовало в фарше.

Вислоухов запил сразу же по возвращению домой утром того злополучного дня. Он бредил во сне, бормотал, он вскакивал с кровати ночью и кричал в окошко. Страстно беседовал с кем-то и спорил — оправдывался, более скороговоркой, извинялся за что-то и плакал. Совою ухали двери его балкона и дребезжали во фрамугах расколотые стёкла. Соседи в страхе просыпались и, затаив дыхание, прислушивались к тому, что творилось у них за стеной.

— Мент поганый, напуган произошедшим…

Да и сами они были шокированы убийством.

Городничий поседел, «творцы» в областном собрании в думе косились в его сторону, шептали что-то ему во след, в глазах у губернатора он видел упреки в свой адрес.

— Я, мол, за тебя агитировать приезжал. Помогал деньгами и связями. Кражи твои очевидные не замечал… Проталкивал на место, обустраивал выборы, а ты не оправдал надежд, не устоял перед криминалом… Не едят же людей у нас в Оренбурге?.. Кто виноват?

И комиссия за комиссией инспектировали город, проверяли документацию, принимали у себя паломников — ходоков за правдой. С болью, со слезами, с обидою на чиновников приходили люди, дрались в очередях, отчаиваясь попасть на приём к государственному инспектору. Виновных выискивали сразу, «наказывали рублём» и выпроваживали на пенсию. Но федеральный ураган иссяк, и скоро в кабинеты городской администрации вернулись прежние покой и благополучие.

— Вставай, Вислоухов! Вставай, брат, пора! — городничий весело тряс его за погоны. — Совсем иссопливел, расслабился… Лежишь, перепуганный насмерть и мокрый, как курица, да блюёшь, как семиклассник…

Офицеры милиции стояли за спиною у мэра и подобострастно улыбались.

— Пришли брать, — догадался Вислоухов.

— Сколько можно пить, гражданин начальник?

Запах терпкого, крепкого чая наполнил его жилище. На кухне уже хозяйничал кто-то из молодых.

— Чифирнёшь, господин полковник? Труп этот проклятый нашли. Кругом кипиш, рамсы наводят… Знаешь, что ждёт тебя в ближайшем будущем? — городничий задвинул ногою тазик с блевотиной далеко под кровать и поставил на его место стул прямо напротив больного. Присел, наклонился и внимательно заглянул в глаза загулявшему другу.

— Тюрьма! — прохрипел ему тот в ответ перегаром.

Сотрудники милиции рассмеялись.

— Генерала инсульт стукнул! — торжественно объявил мэр. — На ладан дышит парализованный! Всех это человеческое мясо достало, захожу в магазин, и кажется мне, что его запах закладывает нос, а возле самого прилавка, хоть тазик у тебя бери и ставь — тошнит. Погряз, вот, в самом, что ни на есть, последнем вегетарианстве, похудел на четыре с половиной килограмма — беда… А Мирзоев — мразь!.. Божится, что не при делах… В гараже у него гильотина, ножи, вонь и крысы… Бомжи живут! Его бомжи — сам я их видел на строительстве стадиона… Футболисты хреновы…

Вислоухов клацал зубами о кружку с чаем и дрожал…

— Чего же ты не радуешься, полковник?! Телефонограмма пришла из Москвы.

— Какая телефонограмма?

— Утвердить тебя в должности начальника милиции… Генеральские погоны уже не за горами!

От неожиданности Вислоухов залпом проглотил весь оставшийся кипяток и протяжно завыл от ожога глотки.

— Да не переживай ты так искренне, полковник, не прилично это — спи!.. И завтра выходи на службу трезвый, как стеклышко, да пора ставить точку на этом страшном деле.