Шрифт:
— Чем же они вам не угодили? — с издевкой спросил заведующий отделением.
— Всем, — ответил Данилов. — Хотя бы тем, что я не собираюсь превращаться в идиота!
— Не забывайтесь! — Лычкина аж передернуло. — Вы же врач!
— Да, я врач! — подтвердил Данилов. — И не надо ежеминутно напоминать мне об этом! У меня нормальная память! Хотя бы потому, что я не принимаю нейролептики!
— И давно вы их не принимаете? — спросила Безменцева.
— С первого дня!
Безменцева и Лычкин переглянулись.
— Ваше поведение противоречит…
— Ничему оно не противоречит! — Данилов окончательно вышел из себя и уже не мог сдерживаться. — Я имею полное право отказаться от лечения! Я имею полное право знать, почему мне вдруг выставили диагноз «шизофрения»! Я имею полное право послать вас всех к черту и немедленно уйти отсюда! Но для начала я хотел бы услышать обоснование моего диагноза!
— Кто вам сказал про диагноз? — спросила Безменцева.
— Я видел его на истории болезни, лежащей на посту! Скажете, что мне померещилось? Я не страдаю галлюцинациями!
— Никто не признается в том, что он галлюцинирует, — усмехнулся Лычкин. — Но это ничего не меняет…
— Конечно, не меняет! — кивнул Данилов. — Разве вам интересно мнение ваших пациентов? Главное для вас, что бы костюмчик сидел, то есть чтобы диагноз был выставлен! А там хоть трава не расти!
— Времена карательной психиатрии давно прошли! — Заведующий отделением повысил голос.
— Времена прошли, — согласился Данилов, — а привычки остались! Так что там с моим диагнозом?
— Ничего, — нахмурился Лычкин. — Давайте сменим тон и вообще будем… благоразумны. Иначе ничего у нас не получится…
— У нас уже не получилось, если вы не в курсе. Я требую представить мне развернутое обоснование моего диагноза или снять его!
— Диагноз выставлен на основании объективных данных, — сказал Лычкин, — он согласован с кафедрой и в пересмотре не нуждается. Что же касается развернутого обоснования, то вам оно не нужно. Все равно ничего не поймете!
— Это я-то не пойму?
— Вы. Вы хоть и врач, но не психиатр.
— Это ваше окончательное слово?
— Самое последнее, — подтвердил Лычкин. — Другого и быть не может!
— Я поддерживаю Геннадия Анатольевича. — Во взгляде Безменцевой сквозило торжество.
«За что она меня так ненавидит?» — удивился Данилов.
— Тогда я требую немедленно выписать меня! Дайте бумагу и ручку — я напишу заявление!
— Это невозможно, Владимир Александрович! — покачал головой заведующий отделением. — В подобном состоянии вас нельзя отпускать. Вы же можете натворить таких дел… Ложитесь и начинайте лечиться. Раньше образумитесь — раньше выпишетесь.
— Я выпишусь сегодня! — заорал Данилов. — Прямо сейчас!
— Все в порядке, Геннадий Анатольевич? — Дверь открылась, и в нее просунулась голова санитара.
— Пока свободен, — не оборачиваясь, сказал Лычкин.
Данилов присел около своей тумбочки, рванул на себя дверцу и сгреб все свое нехитрое имущество в пакет.
Поднялся, посмотрел на врачей и молча пошел к двери.
— Вернитесь на свое место! — потребовал заведующий отделением.
— Да пошел ты… — отозвался Данилов. — Лучше распорядись, чтобы мне вещи выдали.
— Я вам говорю — вернитесь на свое место!
Не желая больше тратить времени на бесполезные разговоры, Данилов вышел в коридор и неторопливо пошел к двери, ведущей на свободу.
Он не дошел двух или трех шагов — налетели сзади, сильным толчком в спину свалили на пол, насели сверху, стали выкручивать руки, а еще схватили за волосы и несколько раз с силой ударили лицом о пол. Потекла кровь из разбитого носа. Затем потянули пижамные штаны вместе с трусами, оголяя плацдарм для укола, и послышалась команда:
— Коли давай! Чего встала?
Данилов узнал голос заведующего отделением. Лиц не было видно — только обувь.
— Сукин сын! — с чувством выругался Данилов.
В ягодицу кольнуло. Совсем не больно. Рука у медсестры определенно была легкой.
— В надзорную его! — распорядился заведующий.
— Вяжем? — спросил мужской голос, который не мог принадлежать никому, кроме санитара.
— Естественно!
Спине стало легче. Почти сразу же две пары рук подняли Данилова и поволокли по коридору. Где-то на полдороге у Данилова начала сильно кружиться голова, а спустя несколько секунд он провалился в бездонную темную пропасть.