Неизвестно
Шрифт:
Я все-таки теряю голову: доверяю свои сокровенные мысли записной книжечке, которая может быть оставлена, где угодно и брошена куда угодно. Ах, пускай!»
Сколько угодно и с кем угодно я могу разговаривать с нем. Сколько раз я бережно перебирала в памяти мгновенья, когда мы оставались вдвоем.
От Бабия я узнала, что Трубин ударил какого-то музыканта, который е войну служил вместе с ним, а потом сумел получить обморожение и уйти работать в клуб. Трубин считает его предателем.
Вторую ночь кряду видела Трубина во сне.
Пожалуй, только для того, чтобы видеть его, пошла к Флоре. Он там, и я как закаменела: мысли путаются, в голосе дрожь. Что- то ненужное предложила Флоре, чтобы уйти, и она меня охотно поддержала.
Я ушла, но меня снова потянуло туда, где он.
От Григория мы с Флорой узнали, что Чепезубов и Вылков прогуляли. Это после того, как они полотенцами привязали комендантшу к стулу. Трубин теперь их не замечает, не называет ни по имени, ни по фамилии. Будто их нет в бригаде. Они в подчинении у Михаила Гончикова.
Григорий спросил у меня, что я думаю об этих парнях и о нем самом, как о бригадире. Я сказала что-то о роли бригадира в воспитании молодых рабочих. Григорий махнул рукой и добавил, что Вылкова и Чепезубова вызывали, куда надо, и мастер с ними беседовал, а он, Трубин, предпочитает по-мужски...
— Как это?—не поняла я.
— А вот так,— сказал он.— Тонкий мужской подход.
Я замолчала. Что тут добавить?
«Болезнь» начинает принимать необычно большие размеры. У меня такое настроение... Чувствуя себя выброшенной за борт жизни. Нет ни поддержки, ни истинного сочувствия. Ни от кого! С Флорой какие-то тяжелые отношения.
И в тресте все так же. Идти к Шайдарону за новым приказом? Не хочется. Он занят и ему не до меня. Встретила его вчера. Прошел и кивнул головой. За ним бежал мужчина в брезентовом плаще и просил о чем-то. Я расслышала слова Шайдарона: «Среди тысячи обгоревших спичек, валяющихся на улице, легче отыскать одну неиспользованную, чем мне добыть вам кубометр бетона».
И после такого я еще полезу к нему с какими-то траншейными мостиками и сигнальными фонарями!
Все отрадные минуты у меня связаны с Трубиным. И я так далеко зашла в своей несбыточной фантазии. Недосягаемый... и он мой! Просто ужас.
Трубин все же неисчерпаем и уж Флора-то, наверняка, его не исчерпала и не исчерпает!»
«Флора сказала мне: «Кажется, я скоро с уверенностью тебе скажу, что Григорий неравнодушен к Даше Елизовой. Он всегда теперь ссылается на то, что у него вечерняя работа. Раньше что-то я не замечала за ним подобного».
Эта Даша — единственная женщина, к которой я способна ревновать, хотя мне и говорили о ней недостойное. Но это — говорили...
Она начальник цеха на железобетонном заводе, а ее муж у нас в тресте инженер-экономист. Бледный, малокровный, но хочет выглядеть сильным. Здоровается — жмет руку изо всех сил. Зовут его Николай Ильич, а за глаза — Коля-милый. Он милейший во всех отношениях человек. Выполнит любую просьбу и от кого угодно, если, конечно, в его возможностях. Он покупает для трестовских билеты в театр, занимает очередь в столовой, выясняет, в каком настроении пришел Шайдарон.
Он может пройти к Шайдарону и заязить:
— Олей Очирович, я не могу найти чертежи. Их нигде нету.
— Нету?— переспрашивает начальство.— А вы поищите.
— Я уже искал,— упавшим голосом продолжает Коля-милый.
— Ну еще поищите.
— Хорошо, Озен Очирович. Я еще поищу.
Так выясняется, что начальство «в духе».
А бывает наоборот.
— Опять у вас что-то с расчетами!?—возмущается Шайдарон.
— Не могу найти, Озен Очирович. Искал-искал...
— Где вы находитесь? Что вы строите?
— Комбинат.
— Нет, вы строите новую жизнь! Отправляйтесь и через полчаса всю документацию ко мне на стол.
Коля-милый такой рассеянный, что с ним каждый день что- нибудь да случается.Ну, а жена у него... Что о ней написать? Я мало ее знаю. Худощавая и высокая... Лицо в общем-то красивое, чуть увядшее. Или от возраста, или от чрезмерного употребления косметики. Курит. В руках у нее всегда папироса со следами губной помады. Иногда она бывает в тресте и разговаривает с нами. В общем-то держится корректно и вежливо, но снисходительно. И улыбается, и слова тянет, будто кому одолжение делает. Все-таки начальник цеха. А может, я ей завидую? По-моему, она воображает из себя... Впечатление порой такое: смотрите, как я могу!
А вот то, что говорили о ней недостойное...
Даша вечером встретила Трубина. Тот шел откуда-то и у него начались боли в позвоночнике. Она отвезла его на квартиру к матери. Квартира пустовала. Мать была на курорте. Там Даша пробыла какое-то время, заперла Трубина и отправилась за врачом. А муж ждал ее на улице и что-то заподозрил. Он вырвал у нее ключи и — туда...
Николай Ильич нашел Трубина лежащим на диване, а на столе недопитую бутылку вина.
Ни Трубин. ни Даша, не подходят, мне кажется, для мелодрамы. А Флора другого мнения.