– Как ты, Костиков?

Боец пытается встать с кровати, но я лишь машу рукой, лежи, мол, не то здесь место.

– Врач говорит, все хорошо, товарищ старший лейтенант. Не рана, а царапина. Мне даже неловко с такой лежать.

Так я и поверил! Кто же из солдат откажется отдохнуть неделю ли, месяц, особенно, когда болезнь или рана действительно не причиняют страдания?

В доказательство Костиков сгибает и разгибает раненную руку, демонстрирует, что страшного ничего нет.

Похоже, парню действительно повезло, если ранение можно считать везением. Но ведь бывает намного хуже.

Я еще некоторое время беседую с раненым, пока в практически пустую палату не влетает наш полковой эскулап. Он сразу обращает внимание на мой внешний вид и начинает нудный разговор об антисанитарии, которую некоторые безответственные офицеры разводят в лечебном учреждении.

С каких пор медпункт превратился в целое учреждение, непонятно. Я просто не спорю. Врач – человек нужный.

– Уже ухожу, – я в самом деле встаю. – Поправляйся, Костиков. Постараюсь завтра зайти. Представление на орден я уже написал.

Доктор выпроваживает меня, даже доводит до выхода.

– С ним все будет в порядке?

– Конечно. Я предлагал эвакуацию, но он отказался. Говорит, не хочет покидать полк. По-моему, просто хочет посмотреть на этот мир. В принципе, я особо не настаивал.

– Спасибо, доктор.

– В данном случае особо не за что, – смеется эскулап. – Но. Андрей, больше в таком виде сюда, пожалуйста, не ходите. Хоть умойтесь прежде.

– Постараюсь, – настроение врача передается и мне, и я ухожу довольный и окрыленный.

Раз медицина весела, поводов для грусти не имеется.

– Помяните мое слово, сейчас как зачастят проверяющие, вздохнуть некогда будет, – Плужников, разумеется, не мог пропустить баньку, и теперь сидел с нами.

Вместо «вздохнуть» было произнесено более емкое и точное слово, но стоит ли ему удивляться в сугубо мужской компании?

– Что им здесь делать? – с наивностью малослужившего человека спросил Птичкин.

– Твои ленкомнаты проверять! – буркнул дядя Саша. – Развелось вашей братии, прямо не армия, а партшкола какая-то!

– Чудак ты человек! – когда стих смех, добавляет Лобов. – Тут же для начальства рай земной. Технологии здесь выше? Выше. Следовательно, можно неплохо прибарахлиться. Заявится какой-нибудь старпер с большими звездами, нахапает у местных разных чудес, а уж заодно и посмотрит, не разлагаемся ли мы здесь часом? Если же добавить к генералам дипломатов всех мастей – мало нам не покажется!

Мысль здравая, и лишь дела не давали обдумать ее со всех сторон. Признаться, ситуация не радует. Единственное хорошее в отдаленных гарнизонах – редкие приезды начальства. А уж где найти отдаленнее, чем в ином мире? Но кто же откажется взглянуть на развитую цивилизацию хоть одним глазком?

– Если им дадут сюда визы, – посмеивается Тенсино. – Наверняка, мы в эпицентре такой тайны, что не каждый член ЦК знает о нашем существовании. Враг не дремлет! Чувствую, столько подписок дать придется, – по возвращении даже в Монголию никогда не пустят.

– Влипли! – вздыхает Колокольцев.

Он по молодости мечтает попасть в какую-нибудь группу войск, в Германию, или Венгрию. Все-таки, лицо Советской армии, а не какая-нибудь… Молчать!

Тенсино в Германии уже побывал. Зато затем вылетел оттуда в двадцать четыре часа за какой-то мелкий проступок, и теперь уже без малого полтора года ползает по горам все тем же лейтенантом, хотя по сроку службы давно должен получить третью звездочку.

– Подписки – ерунда, – Плужникову никакая заграница не светит, и все его мечты ограничены скорым уходом на пенсию. – А вот как заставят водить солдат в столовую образцово-показательно под барабан, да все свободное время изучать съезды партии…

Птичкин едва не давится колбасой. Неплохой он парень, только замполит и есть замполит.

– Интересно, – добавляю я свои пять копеек. – Только в нашей армии есть понятие – отличник боевой и политической подготовки. Так кого мы растим? Воинов или?..

Дядя Саша одобрительно хлопает меня по плечу, я же не выдерживаю и с чувством скандирую:

– Он был боец и коммунист. Стрелял хреново, но идейно…

Ржут все. Хохочут мои взводные, заливается Ковбой, басом смеется Кравчук, похохатывает Портных, и даже Птичкин улыбается.

– Эх, люблю тебя, Андрюха! Давай выпьем! – Плужников щедро расплескивает самогон по кружкам.

Выпитое делает меня добрее. Хочется всем людям доставить радость, и я доверительно предлагаю саперу:

– Дядя Саша, мешок сахара возьмешь?