— Назначен командиром 38-го корпуса 12-й армии, мой фюрер, — генерал тут же отозвался, услужливо склонившись. Родионов вспомнил, что Кейтель никогда не перечил Гитлеру, за что получил от генералов вермахта кличку Лакейтель.

— Вызовите его ко мне сюда, не мешкая! Геринг, прошу вас, немедленно дайте самолет с самым лучшим пилотом. Манштейн должен быть у меня за несколько часов до нашего совещания.

— Он будет у вас, мой фюрер! Мои люфтваффе берут это на себя!

Кале

— Больше пота, меньше крови, парни! — гауптштурмфюрер Курт Майер поторапливал своих мотоциклистов, что отчаянно рыли окопы. — Лучше десять метров траншеи, чем один метр могилы!

Его разведывательный эскадрон уже вырвался далеко вперед, опередив «лейб-штандарт». Впереди виднелись поднятые вверх стальные рамы портовых кранов, и думалось: один рывок, и все — его мотоциклисты и танки из армейской дивизии ворвутся в город.

Да не тут-то было — англичане встретили немцев таким плотным огнем, что враз стало не до лихих налетов, пришлось думать о кропотливой осаде. Но уныния не было — одна радость царила на душе.

Ах, как все начиналось хорошо, а идет еще лучше. Даже десятки сожженных Ю-52, что садились под убийственным огнем голландцев, не оставили смятения в душе эсэсовского капитана. Он даже позавидовал отчаянным парашютистам генерала Штудента, что выпрыгивали из горящих самолетов и атаковали яростно отбивавшийся гарнизон. Вот как надо воевать, он так и будет.

— Гауптштурмфюрер! — перед офицером как из-под земли возник молодой обершарфюрер в запыленном мундире. — Мои парни взяли в плен голландского сержанта, что сбежал из города. Поспрашивали его вдумчиво. Тебе надо знать — интересные вещи рассказывает этот недомерок.

— Какие, Пауль? — в эсэсовских частях были товарищеские отношения между офицерами и солдатами, на «ты» и без армейского «герр». Отсутствие такого субординационного барьера делало ваффен СС, с одной стороны, необычайно стойкими, но с другой — вело к неоправданно большим потерям.

— Англичане разоружили всех французов, голландцев и бельгийцев, они полностью деморализованы поражениями. Тысяч десять солдат. Разогнали галлов по подвалам и поставили часовых. Британцев до пяти тысяч, командует бригадир Николсон — у него приказ оборонять город до крайности. Сюда и к Дюнкерку отходят британские дивизии для эвакуации.

— Пленного сейчас же отвезите в штаб панцер-дивизии. Там «Быстроходный Хайнц» крутится. Для него это будет хорошая новость!

Майер, как и все эсэсовские офицеры, недолюбливал армейских генералов. Они закоснели в мышлении и не понимали нового характера войны. Но не Гудериан — вот его в «лейб-штандарте» стали крепко уважать за прошедшие дни.

Напористый, быстрый и решительный — с ним одержаны победы. Недаром танкисты череп на петлицах носят — даже отчаянно храбрые эсэсовцы, у которых была та же эмблема на фуражках, завидовали им, клятвенно утверждая, что те носят «мертвую голову» по законному праву. А уже это одно о многом говорило.

«Фельзеннест»

«Я на этих морковкиных котлетках загнусь раньше срока. Твою мать, с этим вегетарианством. Ты смотри, что деется — весь мир кровью по макушку зальет, а мясо не ест!» — Андрея внутри трясло, но он держал себя в руках. Одно дело прочитать про быт Гитлера, и совсем другое — столкнуться с ним наяву, чтоб ему ни дна ни покрышки.

Он хотел жрать, именно жрать — слово «есть» не подходило. По его просьбе принесли обычный завтрак фюрера с поправкой на полевые условия. Да в студенческой столовой до такого непотребства не доходили, хоть и воровали повара знатно! А здесь порцию такую подали, что лупа нужна, на один зубок. Обрадовался поначалу, как же — котлетки, а через минуту вспомнил Лизу из «Двенадцати стульев», что, давясь, сквозь силу ела фальшивого зайца. И еще хотелось курить — жадно, взахлеб. Но то было его желание, ведь настоящий фюрер был некурящим.

«Все же хорошо, что я харей славно приложился. Сбылась мечта идиота — заехал самому Гитлеру в рожу. Вернее, по морде. То есть харей приложился. Тьфу ты, одна у него образина, а вариаций сколько. Теперь дня два у меня есть, а потом спалюсь, как «тигр» под Прохоровкой. Этот гребаный фюрер в любую свободную минуту речи толкал да еще своим секретаршам по ночам видение мира излагал, насквозь кровожадное. Лучше бы трахал их, а не по ушам ездил. Да еще Ева Браун где-то ходит, припожалует вскоре. Она же его как облупленного знает! А если он на этой уродине мужской долг проявлял?! И как мне сие делать прикажете?!!! Нет, хана мне, расколют! Надо что-то срочно придумать!»

Андрей прилег на диван — он продолжал симулировать небольшое сотрясение, хотя чувствовал себя относительно хорошо. Но такое «болезненное» состояние позволило ему отдать категорический приказ — никто, ни под каким предлогом, не должен беспокоить фюрера, за исключением экстраординарных событий на фронте.

А так как Родионов знал, что в ближайшее время там для фашистских войск не будет неприятностей, то сутки-другие проволынить можно, а там, может, и рассосется, как беременность у гимназистки.