— Спасибо тебе, дорогая, — сказала Линдал. — Хорошо быть любимой, но куда лучше быть доброй.

Они пожелали друг другу покойной ночи, и Эмм вернулась к себе в спальню. А Линдал еще долго-долго лежала в темноте и все думала, думала; уже засыпая, она тихо пробормотала:

— Есть люди, которые мудрее во сне, чем наяву.

В остывшей заброшенной пристройке горит пламя. Временами, разгораясь, оно освещает почерневшие балки и поблекших красных львов на стеганом одеяле, наполняя комнату теплым сиянием, которое кажется тем более ярким, что ночь на дворе темная и туманная.

У очага, вытянувшись в старом кресле, сидит высокий, худощавый незнакомец. Его проницательные голубые глаза под красиво очерченными полузакрытыми веками устремлены на пляшущие языки огня. Одной холеной рукой он задумчиво поглаживает густые русые усы. Неожиданно он вздрагивает, глаза его широко открываются, и он прислушивается. Успокоясь, он откидывается на спинку кресла, наполняет из серебряной фляжки стоящий на столе стакан и принимает прежнюю позу.

Дверь беззвучно отворяется, и появляется Линдал в сопровождении Досса. Шагов ее не слышно, но незнакомец сразу же поворачивается к ней.

— Я думал, вы не придете.

— Мне пришлось подождать, пока все уснут. Я не могла раньше.

Линдал сняла шаль, в которую была укутана, и незнакомец поднялся, уступая ей единственное в комнате кресло. Но она села на пустые мучные мешки, сложенные у окна.

— Я не понимаю, почему я должен жить в этой лачуге, — сказал он, обведя рукой помещение и придвигая кресло ближе к Линдал. — Человек, который прискакал сюда за сто миль по вашему приглашению, мог бы рассчитывать на большие удобства.

— Я писала: «Приезжайте, если пожелаете».

— Я пожелал. Но ваш прием холоден.

— Я не могла принять вас в большом доме. Начались бы расспросы, а я не хочу кривить душой.

— Вы стали совестливы, как юная девица, — проговорил он низким мелодичным голосом.

— У меня нет совести. Сегодня я осквернила себя заведомой ложью. Я сказала, что приезжий — человек грубый, неотесанный, лучше поместить его не в доме, а устроить здесь. Это была намеренная ложь, а я ненавижу ложь. Я лгу, если не остается другого выхода, но мне это не по вкусу.

— Себе-то вы, во всяком случае, не лжете, перед собой-то вы искренни…

Она не дала ему договорить.

— Вы получили мою записку?

— Да, поэтому я здесь. Ответ ваш ужасно глуп, вам следует взять свои слова обратно. Кто же этот достойный молодой человек, за которого вы собираетесь замуж?

— Фермер.

— Здешний?

— Да. Он уехал в город приготовить все к нашей свадьбе.

— Что он за человек?

— Глупец.

— И все-таки вы отдаете ему предпочтение?

— Да. Потому что вы не глупец.

— Несколько неожиданная причина для отказа, — произнес он, облокотясь о стол и пристально на нее глядя.

— Может быть, и неожиданная, но достаточно веская, — бросила она. — Если я выйду за него, я смогу освободиться от него в любое время. Пробудь я с ним целый год, он все равно не осмелится поцеловать мне руку. Понадобится он мне, я его позову, и он войдет. Войдет — и ничего более. Стали бы вы спрашивать меня, что вам позволено, а что — нет?

Ее собеседник погладил усы и улыбнулся, давая понять, что вопрос просто нелеп и не нуждается в ответе.

— Зачем вам эта фикция брака?

— Затем, что остается одна-единственная вещь, которую мне не позволяет совершить совесть. Я вам уже говорила.

— Отчего бы вам не выйти за меня?

— Потому что тогда мне уже не освободиться. Вы будете держать меня мертвой хваткой.

Линдал глубоко вздохнула.

— Где то кольцо, которое я вам подарил?

— Иногда я надеваю его. Но мне тут же хочется снять его и швырнуть в огонь. А на другой день я снова надеваю… И целую его…

— Стало быть, вы еще любите меня?

— Неужели вы думаете, что если б вы не значили для меня больше, нежели любой другой мужчина, я бы… — Она замолчала. — Когда я вижу вас, я — люблю, когда вы далеко — я вас ненавижу.

— Боюсь, что сейчас я невидим, — произнес он. — Не смотрите на огонь так пристально, быть может, тогда вы соизволите заметить меня.

Он подвинул кресло так, чтобы оно стояло между очагом и Линдал. Она подняла лицо и посмотрела ему в глаза.

— Если вы любите меня, — сказал он, — отчего вы не хотите стать моей женой?