— Прежде всего о вашем заместителе, — начал доктор Тейэби. — На эту должность претендует тот приятель, тебризец. В нём заинтересован и председатель меджлиса. Остальное вы сами знаете.

— Горбан, ведь мне положен только один заместитель, а их уже, машалла, намечается четыре. Упаси бог, как бы, чего доброго, не стало кандидатов ещё больше.

— Вы правы, и это может статься. Но есть выход из положения: будет больше кандидатов — увеличивайте штат заместителей. Пока объявите четыре должности, а там Судет видно.

— Очень хорошо, повинуюсь.

— Затем вопрос о государственном представителе в национальном банке… Вы остановите свой выбор на вашем друге, том самом…

— Хорошо, но что я скажу этому приятелю?

Во-первых, он и так жрёт больше, чем может вместить его пузо, и вам, с вашим опытом, к лицу ли оглядываться на него? А во-вторых, ему подскажут его собственные товарищи. Ведь нешуточное дело поручать деньги, валюту и прочие ценности этому пузатому, надутому, как бурдюк, мальчишке. Наконец, наш друг Алак Бедани сам родом из Мелайера и лучше всех сможет объяснить обстановку этой начинённой опиумом утробе.

— Что ж, если друзья не будут против, я не возражаю.

— Председателя страхового общества мы вчера уже с вами наметили.

— Да, я тут же отдал распоряжение. А как вы решили относительно директора сельскохозяйственного банка?

— С этим вы сами справитесь. Посоветуйтесь с депутатами из Кермана, но скажите им, что от меня они не должны требовать никаких серьёзных изменений.

— Так, решено и это. Да, я придумал кое-что для нашего друга по ложе…

Господин доктор Тейэби забеспокоился:

— Да, да, это важнее всего, а я чуть было не запамятовал.

— Если вы не против, горбан, пошлём его в Национальный банк.

— Куда?

— В Национальный банк!

— В Национальный банк? Туда, где выпускают деньги?

— Ну, конечно. Ведь у нас только один банк…

— Простите, господин министр финансов, уж не бредите ли вы? Или, может, вы хватили немного спозаранку? Да разве можно соваться в Национальный банк! Вы же знаете, что там засело это чудовище, и рука, даже посильнее нашей с вами, туда не проникнет. Это может произойти разве только в том случае, если наши друзья уйдут из Ирана и лишат нас своего покровительства. Но такой день никогда не наступит, да и не дай бог этому случиться!

— Так что же прикажете делать? И сколько можно терпеть наглость и безумство этого господина? Он засел в Национальном банке, и для него не существует ни правительства, ни меджлиса, ни двора.

— Всё это верно. Но меня поражает, что вы до сих пор не понимаете одного: что бы ни произошло, наши друзья от него не отступятся.

— Так что же нам делать?

— Ничего. Помните только мой совет: в этом государстве можете протягивать руку куда угодно, кроме Национального банка. Не забывайте, сколько они положили труда, чтобы взрастить этого молодого человека. И вы хотите, чтобы они теперь согласились убрать его оттуда?

— В таком случае наш товарищ останется не У дел.

— Это не имеет значения, придумаем ему что-нибудь другое. Да, хорошо, что кстати вспомнили. Устроим его в сенате.

— Это уж ваше дело!

— Чудесно! Правда, сейчас важнее всего прибрать к своим рукам мелюзгу, засевшую в меджлисе. Ведь завтра-послезавтра они нам могут понадобиться, и нужно быть готовыми. Только прежде, пока не забыл, я хотел спросить, отдали ли вы распоряжение валютной комиссии.

— Да, горбан, в ту же самую минуту. Но вот просвещенцы решили совать нам палки в колёса. Как будто они не знают, что дети высокопоставленных особ должны обязательно учиться в Америке. Им, видите ли, подай документы на получение валюты. Но какие могут быть документы, когда речь идёт о такой незначительной сумме, к тому же предназначенной для того, чтобы дети мужественного народа могли получить высшее образование в Америке!

— Не огорчайтесь. Скоро мы доберёмся до Высшего совета просвещения и они перестанут своевольничать. Всем другим наглецам мы уже подрезали крылышки, остались, кажется, только эти слишком ретивые болтуны. Им, видите ли, больше всех надо! Впрочем, ладно, оставим это, есть дела поважнее. Сегодня же дайте распоряжение, чтобы вопрос о контрабанде в Хузистане забросили за горы Каф [64] .

— Горбан, это не в моей власти. Такими делами ведает министерство юстиции.

— Сейчас дойдём и до министерства юстиции. Мы думаем опять назначить туда нашего человека, того старого сеида [65] . Как ваше мнение?

— Да, пожалуй, неплохо. Правда, он иногда бывает упрям.

— Ничего, обуздаем. Во всяком случае, вы должны постараться сегодня же уладить хузистанский вопрос, чтобы это не помешало нам добиться вотума доверия. Как вы поступили с исфаханской фабрикой?

— Право, это дело прокурора.

— Напрасно вы, господин министр, так много позволяете разным ахундам. Ведь мы с вами ещё в молодости натерпелись от них, когда работали в судебных учреждениях, и разве вы не изучили эту породу людей: чем больше делать им поблажек, тем больше они наглеют. Такому только скажи: «Поправь вьючное седло», а его уже и след простыл.