— А почему же вы тогда не остались там?

— Вот это уже вас не касается. Нас прислали сюда для дел значительно более важных, чем те, которые доступны вашему уму. Через некоторое время мы вам доложим, почему мы там не остались.

— Но, уважаемый господин доктор, я хочу сказать, что, если человек стал деканом факультета Иранского университета, он должен знать язык Ирана.

— Мы, крупные врачи, побывавшие в Америке, стоим выше этого. Зачем нам знать персидский язык, собственно зачем он нам нужен? Жена моя — американка, дети мои-американцы. Вы ещё должны благодарить меня за то, что я разговариваю здесь с вами по-персидски. Если бы всё было так, как хочется мне и господину доктору Грейди, мы даже и здесь не стали бы говорить на этом языке.

Из угла комнаты господин доктор Мехди Атеш, любезный коллега господина доктора Раванкаха Фаседа и второй учёный представитель медицинского факультета, даже не попросив слова, крикнул с места:

— Браво, браво! Я сегодня же доложу наверху о высоких чувствах моего дорогого коллеги и доведу это до сведения наших друзей, находящихся по ту сторону Атлантического океана.

Господин ректор университета, обменявшись, как и раньше, удовлетворённой улыбкой с господином Раванкахом Фаседом, сказал:

— По-видимому, господа члены совета не имеют ничего больше сказать по этому поводу. Предложение господина доктора Раванкаха Фаседа утверждается.

Все присутствующие единодушно выразили своё согласие. Разумеется, разрешение этой сложной и запутанной проблемы успокоило господина ректора университета. Ему и раньше не раз удавалась добиваться успеха, но больше всего он будет гордиться сегодняшним днём, гордиться своим искусством вести заседание, кичиться тем, что одним ловким манёвром ему удалось добиться утверждения советом университета трёх важных вопросов: во-первых, что всякий человек, приехавший из Америки, если даже он и не имеет никакого отношения к университету, с помощью снега и льда может быть привлечён в университет. А если гору Арарат можно считать частью медицинского факультета, то почему пушки, танки и пулемёты нельзя считать составной частью философии и богословия, тем более что пушки, танки и пулемёты транспортабельны и могут быть переброшены с одного конца света на другой, иногда — в Корею, а иногда — в Турцию и Иран.

Во-вторых, ему ловко удалось добиться решения совета по такому важному вопросу, как вопрос о том, обязательно ли знание персидского языка для известных учёных этой страны. Чёрт с ними, с мелюзгой, с ними можно и не считаться, но ведущие учёные, например врачи, прибывшие из Америки, и в особенности те, у которых жёны и дети американские подданные, могут знать всё, что им угодно, за исключением персидского языка. Он особенно гордился этим решением потому, что крупнейшие учёные в области медицины, права, математики, естествознания, педагогики, философии, истории, географии, литературы, археологии, иностранных языков, физики и химии, биологии и языкознания, обществоведения и экономических наук, мусульманской юриспруденции, мистики и суфизма, инженерных и горнорудных наук, машиноведения, электротехники, мостостроения, дорожного строительства, архитектуры, добычи нефти, геологии, зоологии, сельского хозяйства ветеринарии и даже изящных искусств, — все утвердили это решение, и теперь даже господин доктор Мехр Али Оуратгяр, несмотря на всё своё красноречие и настойчивость, которой он обладает, и известный сенатор господин Сарн-ол-Аман Горизанпар не посмеют даже пикнуть.

Третий вопрос, который непосредственно вытекает из предыдущих и был утверждён этими виднейшими учёными, состоял в том, что каждый раз, когда господин доктор Грейди и уважаемый его заместитель сочтут нужным, они могут выступать на совете университета только на своём родном языке. Господин ректор больше всего был доволен утверждением этого решения потому, что таким образом он мог заткнуть рты группе капризных, болтливых, нахальных и слишком много мнящих о себе лиц, которые на каждом заседании отнимают много времени. Теперь незнание английского языка заставит их помалкивать.

После этой выдающейся победы господин доктор Забани, учёный секретарь, зачитал письмо руководства литературного факультета о его согласии командировать на год в Америку для повышения квалификации господина доктора Мехди Джавали, профессора педагогики.

Как только господин учёный секретарь произнёс имя господина доктора Мехди Джавали, господин доктор Раванках Фасед стукнул кулаком по столу, покрытому зелёным сукном. От удивления у господина учёного секретаря чуть было глаза не вылезли из орбит. «Странное дело, — подумал он, — эти господа, побывавшие в Америке, действительно слишком нахальны! Я полагал, что хоть между собой они дружны и не суют друг другу палки в колёса. Ведь этот несчастный тоже принадлежит к их компании и он тоже хочет съездить в эту обетованную страну, куда они собираются отправить всех своих. А может, доктор Мехди Джавали начал это дело, не получив разрешения господина доктора Грейди, и господин посол дал указание сорвать принятие этого решения?» Когда письмо было прочитано, он спросил:

— Господин доктор, вы хотели что-то сказать?

— Да, я против.

Сердца всех побывавших в Америке и особенно собирающихся туда поехать оборвались. Все их мечты рушились, ибо их прошениям о принятии в американское подданство, которые они держали в боковых карманах у самого сердца, было суждено там и остаться, а долларам, которые они перевели в Америку, — лежать в бездействии. Они возлагали на эту поездку большие надежды, строили грандиозные планы, и вот всё это совершенно неожиданно рухнуло.

Господин ректор университета едва собрался с мыслями. «Может быть, доктор Раванках Фасед не расслышал фамилию того, о ком шла речь?» Поэтому он сказал:

— Ведь это ходатайство касается господина доктора Мехди Джавали.

— Да, да, я знаю, поэтому-то я и возражаю.

На этот раз глаза всех и даже глаза лакея Сеида-аги, который в третий раз убирал со стола чашки, буквально выскочили на лоб. Ректор университета, который прекрасно разбирался в политике, так как имел специальную подготовку и сам был одним из основателей этой новой дисциплины, к тому же человек, от природы не лишённый сообразительности, сразу понял, что тут есть веские доводы и лучше, если он не будет ставить точку над «i». Исходя из этого, он сказал: