Шрифт:
Род Сейгела не принадлежал к чистокровным аристократам Дойна, но и он надеялся прожить не меньше чем до ста пятидесяти. Теперь, после присоединения к Игмалиону, постепенно стирается разница в положении между коренными дорцами и населением ранее захваченных ими земель. Юные дорцы все более смотрят на юг, свободный от исконного рабства и преклонения перед заносчивым жречеством. Но слишком многое живо в памяти тех, кто видел иное. Особого патриотизма барон ло’Стени никогда не испытывал, предпочитая выгодное положение призрачным идеалам, но порой и ему чего-то начинало не хватать… Может, ему доведется сделать нечто, что поднимет престиж утраченной родины?.. И Саглио принялся за дело.
Однажды вечером Райсен сидел за столом в большой комнате и разбирал древние манускрипты народа си, которые ему дала на время старейшая и самая уважаемая женщина общины — можно сказать, местный матриарх. С нею совсем недавно познакомила его Эленара, видя неподдельный интерес своего постояльца к истории ее народа. Норль уже заметил, что си, особенно молодые, относятся к старшим женщинам с большим уважением и слушают их, как дети собственную мать. Возможно, сыграл роль фактор, что кровь си передается по материнской линии, и во главе рода, по сути, стоит старшая женщина.
Знакомство оказалось очень интересным не только для Норля. Он нашел в хранительнице знаний, каков был ее местный титул и обязанности, кладезь информации, однако и женщину почему-то заинтересовал странный чужеземец. Она очень много и подробно расспрашивала его о прибытии в этот мир и о том, что он помнит о мирах, где побывал прежде. К обоюдному сожалению, память Норля о других мирах сильно повредилась после перехода сюда, а хранительница живо и образно описывала отдельные исторические события, но нередко затруднялась в их хронологии, не зная, какие происходили раньше, а какие позже и сколько лет прошло между ними. Впрочем, и сколько лет ей самой, она уже точно сказать не могла. Однако собеседники расстались довольные друг другом и договорились обязательно встретиться вновь в ближайшем будущем.
Сидевшая на своей кровати и занимавшаяся неизменным вязанием Эленара неожиданно произнесла, обращаясь к Норлю:
— В тебе нет крови Повелителей, но есть что-то другое. Не знаю, было ли оно в тебе прежде или наложило отпечаток то, что ты прибыл с восточным ветром. Но это ощутила не только я, но и некоторые из моих сородичей. — При этом женщина игриво улыбнулась.
Райсен вспомнил, как последнее время нередко стал ловить на себе заинтересованные, если не сказать больше, взгляды некоторых молодых жительниц поселка. Норлю было лестно, но до этого момента он даже не догадывался о причинах подобного внимания.
Райсен не ощущал в себе ничего эдакого, но его нет-нет да и посещала мысль, что неплохо было бы обзавестись своей женщиной и своим домом. Все-таки ему шел уже восьмой десяток лет, хотя выглядел он на тридцать пять, и большую часть жизни он провел в дороге, путешествуя из страны в страну, из мира в мир и не имея из-за этого ни постоянного дома, ни близких людей.
— Мальчику нужен отец. И сам Марвик тоже не против, чтобы ты стал его новым отцом.
Райсен уже знал, что отец мальчика был убит около двух лет назад непонятно кем и непонятно за что прямо на улице городка, в предместье которого и проживала маленькая община си. Норль молчал, обдумывая неожиданное предложение.
— Может быть, ты боишься, потому что си живут дольше людей? — спросила его молодая женщина.
Но этого Райсен не боялся, о чем и сообщил Эленаре. Сородичи Райсена жили в среднем лет до двухсот, так что он как раз был мужчиной в самом расцвете сил. Старость у его народа наступала поздно и длилась недолго. Тогда женщина подошла и приникла к губам Норля.
Райсен перевел дух. Молодая вдова ему тоже нравилась, и не только как обаятельная женщина. Эленара была умна, и не только той житейской сметкой, которой отличаются хорошие хозяйки во всех мирах. Молодой женщине была небезразлична история собственного народа и причины происходящего вокруг, чем также интересовался Норль везде, где ему приходилось бывать. Кроме этого Эленара делала весьма неглупые логические выводы на основе известных ей фактов и ей была чужда зашоренность и слепая приверженность устоявшимся традициям, чем нередко страдали даже самые умудренные опытом и знаниями исследователи. В общем, если бы Норль верил во вмешательство богов, он бы подумал, что они наконец-то послали ему достойную спутницу жизни.
Свадьбу сыграли через месяц. На нее пришли все родственники и хорошие знакомые Эленары, то есть больше половины общины; остальная половина заглянула на торжество с поздравлениями и желанием поближе рассмотреть чужеземца, которому женщина си отдала предпочтение перед сородичами. Спиртного почти не пили, только очень легкий сладковатый эль, настоянный на странных, непривычных по вкусу травах. Как заметил Райсен, многие си вообще испытывали брезгливость по отношению к крепкому спиртному. Однако гуляли четыре дня и по всей территории поселка. Эль слегка кружил голову, и весь мир казался сказочным и переливчатым. К концу празднества и без того любвеобильные си окончательно запутались, кто кем кому приходится. Зато вроде бы умудренный жизнью мужчина насмотрелся такого, что после этого его стало сложно смутить чем-либо, и он понял, почему си никак не реагируют на весьма откровенные подробности жизни, описанные в их легендах. Райсена сильно удивило то, что сцен ревности в результате всего этого он так и не увидел. После окончания свадьбы, разыскав своих супругов и прочих родственников, семьи радостно объединились, как после долгой разлуки, и чинно удалились по своим домам.
Райсен Норль, Эленара, ее сын и племянник лет восемнадцати остались в доме вчетвером. Лаег, то есть племянник, обнаружился в доме на второй день после окончания свадьбы, да так и остался там жить. Откуда он взялся, вообще было непонятно. Эленара была полностью уверена, что племянник — сын ее старшего брата, живущего по соседству, который вернулся от своей матери в прошлом году, а Норль припоминал, что юноша неоднократно заходил к ним в гости, однако брата, которого имела в виду Эленара, по соседству обнаружить не удалось, и установить истину оказалось невозможно. Сам Лаег утверждал, что приехал к своей двоюродной сестре, но, не найдя ее, отправился к ближайшим родственникам.