Когда мы совместно с секретарем торгового представительства Гермером, в количестве пяти человек, вошли в стальную камеру, то нам представилась следующая картина. На полках лежали открытые картонные коробки, в которых находились бриллианты, сапфиры, изумруды, завернутые в вату. Некоторые предметы лежали на полках совершенно открытыми и неупакованными. Я прекрасно понимал, какие тяжкие последствия могли наступить для участвующих, если бы какой либо камень пропал здесь при столь невероятно халатном способе хранения этих ценностей. Я поэтому настаивал на строжайшем и тщательнейшем контроле всех имевшихся предметов.

После того как упомянутая трехчленная комиссия после двухнедельной работы составила надлежащую опись и после того как я сравнил ее с ведомостью, привезенной мною из Москвы, я мог установить с удовлетворением, что все в точности совпадало и что все камни имелись в наличности.

10-го октября 1923 года я получил в Амстердаме телеграмму, в коей мне сообщалось, что народный комиссар финансов Сокольников просить меня вернуться в Москву в скорейшем времени. Я немедленно отправился в Берлин, осведомил о моей деятельности полномочного представителя СССР Крестинского и торгового представителя Стомонякова и выехал 14 октября в Москву. На этот раз я ехал один, так как я в Москве квартиры не имел и из всего характера моей деятельности видел, что эта деятельность будет меня удерживать главным образом за границей.

Согласно полученным из Москвы распоряжениям, я пригласил в Лондоне на выезд в Москву на 2–3 месяца двух английских ювелиров в качестве экспертов по драгоценным камням и жемчугу. Этим экспертам было дано поручение проверить цены, назначенные русскими экспертами Гохрана на подлежащий продаже товар и приблизить их к тем ценам, которые в то время существовали на всемирном рынке.

Я одновременно вел переговоры с проживающим в Берлине известным историком искусства, д-ром Эрнстом Кон-Винер [6] , и получил его согласие на то, что он отправится в Москву на более продолжительный срок, чтобы принять участие в классификации находящегося в Гохране старинного серебра. Немедленно после моего приезда в Москву я получил официальное разрешение на приглашение д-ра Кон-Винера и предложил ему немедленно приехать в Москву, куда он и прибыл 18 ноября.

В Гохране началась теперь чрезвычайно напряженная работа. Я избрал в Гохране громадный совершенно светлый зал, который предназначил в качестве рабочего помещения по раскладке классифицируемых предметов. В этом помещении был поставлен ряд столов и полок, а отдельные полки были разделены по странам. Ежедневно 10–20 ящиков с серебряными предметами приносились из кладовых Гохрана в это помещение, там вскрывались и найденные предметы немедленно распределялись по отдельным полкам. Чаще всего среди бесчисленных кофейников, чайников, блюд и другой серебряной утвари вдруг всплывал какой-нибудь кубок 18-го века, какая-нибудь кружка 17 века, которая клалась на соответственную полку. Обычная серебряная посуда появлялась в таких количествах, что угрожала наводнить собой весь зал. Пришлось обычную посуду, относящуюся ко времени после 1801 года, просто поставить на пол под полки, причем и на полу эта посуда распределялась по роду посуды, как кофейники, чайники, корзинки для хлеба, чашки для фруктов и т. д.

Конечно, среди старинного серебра появилось прежде всего громадное количество русского серебра среднего и низшего качества: бесчисленные украшенные орнаментом рококо стаканы, сахарницы, шкатулки, чайники, чарочки и т. д., относящиеся ко второй половине 18-го века, многочисленные стаканы и кубки первой половины 18-го века и очень мало русского серебра 17 века.

Затем обнаружилось очень много немецкого серебра. Русское дворянство и богатое купечество 17 и 18 века покупали с особым предпочтением германские золоченные серебряные сосуды (кружки, стаканы, кубки, чаши, блюда и т. д.), которые большей частью были хорошего, а иногда и выдающегося качества. Такие блюда и кубки часто завещались православным церквам в качестве особенно ценного подарка. После нескольких месяцев работы обнаружилось уже столько немецких серебряных предметов, что на полках, предназначенных для германского серебра, красовались уже крупные надписи с обозначением отдельных городов: Нюренберг, Аугсбург, Лейпциг, Данциг, Бреслау, Кенигсберг и т. д. Было обнаружено также много предметов высокоценного шведского и балтийского серебра (Ревель, Рига, Митава).

Но главным образом было найдено ценнейшее французское серебро 18-го века и раннего Ампира, а также высококачественное английское серебро 18 века.

Русский двор в течение 18-го века, в особенности же во время Екатерины II (1762–1796), заказывал во Франции и Англии крупные роскошные, состоящие из сотен предметов, столовые сервизы с чудесными столовыми украшениями («Surtout de table»), а также чайные сервизы, дессертные сервизы, дорожные сервизы и т. д. исключительно тонкой работы.

Эти столовые сервизы были поименованы по крупнейшим городам России: «Московский сервиз», «Харьковский сервиз», «Екатеринославский сервиз», «Нижегородский сервиз», «Казанский сервиз», «Ярославский сервиз», «Тульский сервиз», «Пермский сервиз», «Митавский сервиз», «Рижский сервиз». Особенно выдающимся был большой «Орловский сервиз», который Екатерина II подарила своему фавориту князю Григорию Орлову и который один состоял из 842 предметов французского и нескольких сот предметов русского изделия.

Эти сервизы были изготовлены самыми выдающимися французскими [7] , английскими [8] , и германскими [9] мастерами, а также проживающими в Петербурге, чаще всего иностранными [10] мастерами 18-го века. [11]

Кроме европейского серебра объявилось также и громадное количество малоценного восточного серебра, т. е.: грузинского, персидского, турецкого, индийского и китайского.

Работа по классификации производилась под моим руководством и под надзором директора Эрмитажа С. Н. Тройницкого, а также директора Оружейной Палаты, Д. Д. Иванова, двумя экспертами, а именно д-ром Кюн-Винером по германскому и иностранному серебру и Вишневским — по русскому серебру. Несколько раз в неделю я посещал этот зал Гохрана и временно, до окончательного общего решения, откладывал те предметы, которые, по моему мнению, представляли интерес для государственных музеев. Это музейное серебро закрывалось в особый находившийся в зале железный шкаф. Кроме отбора высокоценнейших объектов для крупных музеев — для Оружейной Палаты и для Эрмитажа — мы при выборе предметов руководились также и тем, чтобы снабжать русские провинциальные музеи, имевшие быть учрежденными, соответственными предметами. Поэтому откладывались и такие предметы, которые сами по себе не представляли интереса для крупного музея. Но эти предметы, конечно, были хорошего качества и были снабжены ясным, разборчивым клеймом, например, гор. Астрахани, и следовательно представляли для Астраханского музея крупный интерес. Таким путем было отложено много предметов для Астрахани, Тулы, Вологды, Киева, Великого Устюга и т. д.