"Если найдет тебя это письмо, здравствуй..."

"Здравствуй, Лена. Я не забыл тебя. И прости за молчание. Просто хотелось забыться, уйти от всего..."

Ледогоров стал смотреть в фанерный потолок казармы. После подрыва Филиппка, только увидев его окровавленные руки, залитое кровью лицо, прожженную на груди курточку, он, вырывая у подбежавшего Буланова медицинскую сумку, краем сознания, помимо воли и желания просто отметил, констатировал для себя - конец службе. Потом был бег по лесу: Лена впереди, они с Сергеем и уложенным на одеяло парнишкой следом. Где-то отстала, плакала и звала их Улыба. Курсант несколько раз обернулся, но стонал, изворачивался на одеяле Димка, и они бежали, бежали, бежали.

– Что же ты так, Димка?
– уже в больнице успел спросить его Ледогоров.
– Ты же знал, что нельзя ничего трогать.

Мальчишка посмотрел левым, очищенным от крови глазом на него, потом на Лену и закрыл веки. Да, он ревновал, он делал раскоп назло пионервожатой, променявшей поиск на любовь со старшим лейтенантом, назло Ледогорову, замутившему голову их руководителю. Назло Улыбе и курсанту, предавшим Сашку и Юрку. Назло, назло, назло...

– Во всем виноват я, - отрезал все предложения разделить вину на обстоятельства и случайности Ледогоров, когда вечером собрались в военкомате начальник милиция, женщина из прокуратуры, директор школы.
– Я был старшим, и здесь ни Желтикова, ни обстоятельства ни при чем.

Согласно закивал директор - ему, что ли, хотелось вешать ЧП на школу. Вроде бы остался доволен милиционер - не нужно искать виновных, прокурор тоже была не прочь отдать это дело в военную прокуратуру. Лишь Черданцев попытался еще раз если и не выгородить старшего лейтенанта, то хотя бы смягчить ситуацию, но Ледогоров стоял непреклонно: он сапер, он должен был обеспечить безопасность работ, и отвечать должен только он сам. Один.

И через несколько недель расследования - прощайте, ВДВ, да здравствуют советские кавалерийские эскадроны, выговор по партийной линии и полное отсутствие перспективы в дальнейшей службе. Жизнь прекрасна и удивительна. У нас всегда должен быть кто-то наказан. Хотя бы на всякий случай. А тут еще и Оксана, глазастое чудо, подвернулась. Бывшее чудо...

Он окликнул ее, уже подходя к городку. Длинноногая, в коротеньком сарафанчике, она оглянулась на его голос и, убедившись, что запыленный, потный старший лейтенант обращается к ней, остановилась, подождала его.

– Извините. Старший лейтенант Ледогоров. Вы местная?

– А вам показать, где находится эскадрон?
– оглядев чемодан, спросила она.
– Вот за этим забором, - указала она взглядом на пыльные, когда-то по весне, видимо, забрызганные грязью плиты, тянувшиеся вдоль тротуара. Это Борис знал уже и сам, просто хотел остановить, увидеть лицо идущей перед ним девушки. А глаза ее, как зеленые антоновки, смотрели на него насмешливо, все понимая, - видимо, не он первый интересовался у нее дорогой.
– Что, высоковат для вас?
– улыбнулась она, склонив голову набок. Волосы упали на плечо, открыв мочку ушка с дырочкой для сережки.

– Грязноват, - чувствуя подвох, медленно ответил Ледогоров.

– А-а, а я-то думала, что вы офицер, - разочарованно протянула девушка и, подчеркнуто вздохнув, спросила: - Вам помочь нести чемодан?

Ледогоров мот поклясться, что его красное от жары лицо стало сначало белым, потом пошло пятнами. Сняв фуражку, он рукавом вытер пот со лба. Подхватив чемодан, с усилием поднял его и бросил через забор. Туда же полетела парашютная сумка с вещами, фуражка. Не глядя на Девушку, Борис подпрыгнул, ухватился за край плиты и, оставляя на ней туфлями полосы, перевалил за своим имуществом: пусть знает десантные войска. Ишь, красавицу из себя корчит. Познакомился, черт возьми.

Сразу за стеной начинался стадион, за ним виднелась казарма, от которой к Ледогорову бежал сержант с повязкой дежурного.

– Восток диким был, диким и остался, - пробурчал Борис, отряхивая фуражку от пыли и колючек.
– Но ничего, я ей ноги когда-нибудь повыдергиваю. И заставлю смотреть своими "антоновками" по-другому.

Подбежал сержант, приложил руку к панаме!

– Дежурный по КПП сержант Крижанаускас. Докладываю: вас вызывает к себе дежурный по части.

– Он что, видел?
– кивнул на забор Ледогоров.

– Докладываю: так точно.

– А командир на месте?

– Докладываю: никак нет.

– А где?

– Докладываю: не могу знать. Разрешите проводить к дежурному?
– чисто с прибалтийской педантичностью выполнил приказ сержант.

– Проводи, - кивнул Ледогоров.

Сержант подхватил вещи, пошел через стадион к казармам. Между ними мелькнули кавалеристы, и Борис замер: вот она, его новая служба, романтичная, непонятная и совершенно непредвиденная. Неужели это все-таки не сон? Неужели все серьезно? Он, сапер-десантник, будет лошадям хвосты крутить?

– Руки держать стаканчиками, стаканчиками, - донесся чей-то властный голос.
– Дистанция - на корпус лошади. Манежным галопом - марш!

– Докладываю: идут занятия.

– Иди в штаб, я посмотрю и подойду.

Сразу за казармами находился изрытый копытами манеж - огороженная невысоким деревянным заборчиком площадка, похожая на хоккейную коробку. Вдоль забора мчались друг за другом около полутора десятка кавалеристов обыкновенных солдат, к тому же еще и в красных погонах. Посреди манежа крутился всадник, время от времени подавая команды: