Заглянув в стойла, в эту галерею или анфиладу со скульптурными головами лошадей – он полюбовался на давние и недавние приобретения. Добрался до отсека Мальпоста – большого черного коня, которого ему сосватал Гера Фельдштейн – уж у кого он его перекупил, понять было невозможно – и вывел Мальпоста в манеж. Потом оба они пооставляли топкие следы в песке, пообтирались боками-плечами, разжевали одну на двоих подсоленную горбушку и Анпилогов, поглаживая Мальпоста по атласной щеке, пошептал ему…

Потом Мальпост стал занят. Кто-то шел к манежу, возможно, кто-то из обслуживающих конюшню девчушек – конюшни ведь всегда обслуживают низкорослые мускулистые девчушки в старых кожаных куртках – и Мальпост занялся этим. Он высвободился из рук Анпилогова, плавно отошел, правда, быстро меняя скорость движений, а затем, подойдя к цепной ограде, задрожал кожей, отнял от песка сразу два огромных черных копыта, взбрыкнул, и вдруг конец живота его, прибивавшийся к задним ногам выбрасился, отяжелился, и гигантский даже для огромного тела высокого коня отросток выпростался из кожных покровов – а извивистый оглушительный крик дополнил этот выброс.

– Ну и ладно, ну и понял… – пробормотал Анпилогов, отходя от манежа.

Девчушку в изгрызенной на плечах порыжевшей кожаной куртке, низкорослую, мускулистую и слегка кривоногую, он повстречал по дороге и сунул ей – очень настоятельно – дурманно пахучую ржаную корку в маленькую крепкую замызганную ладонь, сказав: «Дамскому любимцу». Девчушка положила корку в карман, сплюнула в сторону, кивнула: «Иес, сэр…» – и, даже не взглянув на коня, повернула к стойлам.

Но писака снова достал едва возвратившегося Леника. Подслеповато сморщившись, он проговорил, не открывая глаз:

– Не все мы – в одной лодке, и кое-кто может… и судить…, – потом даже шмыгнул носом. – А, скажем, тот опыт, что вы приобрели, трудясь на Ледострове? Ведь служили там, так ведь, Леонид Михайлович?

Анпилогов уставился на писаку Максима Сокулера, помедлил, потом твердо сказал:

– Да, вы это точно отметили. Как вас по имени-отчеству?

– Максим.

– Отлично, Максим. Это есть во всех сносках обо мне. Не секрет. На прохождение армейской службы я был направлен в распоряжение 21-части дивизии Хран, которая патрулировала Северные прииски по всей территории государства. Да, на экспериментальном объекте Ледостров использовался труд заключенных, причем отнюдь не только физический, но и интеллектуальный.

– И одним их ваших подопечных был Федор Выборгский – кличка Явич?

– Это вы тоже обнаружили в открытых публикациях?

Писака Макс поерзал сигаретой в кристально чистой пепельнице, причем уже начавший раздражаться Леник обратил внимание, какие у Сокулера белые руки – даже ногти белесые, ровные, бескровные. И было такое ощущение, что в поры кожи на руках въелся то ли какой-то порошок, то ли мазь… Наверное, болезнь какая-то, – подумал Леник.

– Да нет. Я ничего особо не искал, слухом полнится… пространство и время.

– Хорохо, (буква «ш» проваливалась в горло Леника, и у него, когда он начинал злиться, получалось: «хорохо»). – Я скажу, произнесу, приисповедаюсь, бутер-р-р… слоеный…

– Это, что у вас, простите, лагерный или, скорее, островной жаргон?

– Д-дда… Федор Иванович Выборгский не признавал крепких выражений – вот и приходилось заниматься изобретательством.

– И что же – общие принципы учения вертикалистов для создания системы анализа предокаменелых слоев вы освоили именно там?

– Ну, у меня было четыре курса местного политеха – забрили-то меня с пятого курса за… – ну, это уже неважно – так что рассуждения Явича в спецстоловке я слушал во все уши. И основные принципы верикалистов – да, это оттуда.

Максим поджал губы, как-то очень глубоко, при этом его довольно большая верхняя губа свернулась вовнутрь, оставив голую побелевшую от напряжения кожу под носом:

– Ладно, об этих – выделяя последнее слово, сказал Сокулер, – принципах мы пока забудем. Значит, на их основе была продумана система предокаменелых слоев и создан приисковый объект?

– Да, остров на шельфе северных морей на каркасе из легких металлоконструкций с искусственным ледовым покрытием. Система поиска – тоже вылилась оттуда. Но дело же, в конце-концов, не в этом, – распалился Анпилогов, подстрекаемый тайной и непонятной ему презрительной злобой писаки Сокулера и постоянной, фоновой мыслью о прибытии вороного коня Мальпоста, – дело в сложившемся в то время и в том месте круге людей, ученых, инженеров…

– А под «тем» местом, вы понимаете лагерь особого назначения возле прибрежного населенного пункта Кыюк и расположенного неподалеку образцового города вольных поселенцев Нифонтовска Северного? Лагерь, в котором из десяти заключенных выживало двое, да и то из той категории, что питались в спецстоловке?