Помимо Черномырдина рассматривались еще две кандидатуры на пост премьера — Юрий Лужков и Егор Строев. Но они были отвергнуты: ни у кого из совещавшихся не было уверенности в том, что ни Лужков, ни Строев не попытаются использовать полученную власть при больном президенте в своих целях. Зато в Черномырдине уверены были все: при нем президент и его семья могли рассчитывать на неприкосновенность и благополучие. Причем не только в тот момент, но и после того, как Ельцин перестанет быть главой государства. Как сказал один из участников кремлевских совещаний, «единственной проблемой было — как воспримет возвращение Черномырдина президент».

«Заговорщики» пошли по испытанному пути: Валентин Юмашев и Татьяна Дьяченко приехали в резиденцию «Горки-9», где отдыхал президент, и привезли ему проекты двух указов — об отставке правительства Кириенко и назначении Черномырдина. На следующий день указы были подписаны, а Кириенко и Черномырдин вызваны в «Горки» для беседы с президентом. Ельцин выполнил все, что от него требовалось. Более того, в своем телеобращении он фактически назвал Черномырдина своим преемником. Разъясняя смысл нового назначения экс-премьера, президент сказал: «За этим предложением стоит еще одно важное соображение: обеспечить преемственность власти в 2000 году». Возможно, первоначально предполагалось, что Ельцин прямо назовет Черномырдина кандидатом в президенты, но в последний момент было решено, что и без того реверансов в сторону и. о. премьера сделано более чем достаточно.

Черномырдин получил карт-бланш на свои действия и, как сказал пресс-секретарь президента Сергей Ястржембский, «полное доверие президента в плане подготовки программы действий правительства и его кадрового наполнения».

То есть у Виктора Черномырдина появился шанс выбраться из политического небытия, в которое его загнал в марте Борис Ельцин, став с первого захода не только полноценным премьером, но и фактическим и. о. президента — с довольно хорошей перспективой избавиться от префикса и. о.

Но за две недели он этот шанс упустил.

Первая ошибка была сделана еще 23 августа — в том, как было обставлено возвращение Черномырдина. У администрации Ельцина на роль «спасителя страны» были две кандидатуры: Черномырдин и Лужков. Едва узнав об этом, Черномырдин бросился в Думу: общепризнанное умение договариваться с депутатами было его главным козырем.

Переговоры с коммунистами вроде бы завершились триумфом Черномырдина — их итог, как казалось, демонстрировал полное взаимопонимание экс-премьера и Думы. Лидеры думской оппозиции сами заявили: «Мы сошлись во мнении, что ситуация катастрофическая и надо принимать экстренные меры для спасения страны». Когда спустя четыре дня Ельцин подписал указ о назначении Черномырдина и. о. премьера, все выглядело так, будто коммунисты заранее на это согласились.

На самом деле все было не так. Или не совсем так.

Черномырдин не просил поддержки у думцев, он просто обсуждал с ними ситуацию в стране. Обсуждал достаточно жестко по отношению к Кремлю. Коммунисты с радостью приняли экс-премьера в стан оппозиции. Никто не думал, что смена кабинета произойдет через три дня. А когда это случилось, Зюганов и компания поняли, что их просто грубо использовали в рекламной кампании.

Зюганов ждал прямого обращения Кремля за помощью в Думу и Совет Федерации. Ждал как минимум созыва «круглого стола». Ничего этого не произошло. Черномырдин просто был назначен, и все. Для Думы он 23 августа снова стал ельцинистом. Никакие анонимные сообщения информагентств о жестких условиях, которые якобы Черномырдин поставил перед Ельциным, уже не могли его спасти: коммунисты решили мстить.

Черномырдин потерял главное преимущество перед другими кандидатами, которое, как считалось, у него было, — «проходимость» Думы с первого захода. Ельцин или его администрация слишком поторопились с указом.

Уже одна эта поспешность подтвердила слухи о панике, охватившей Кремль в последние августовские дни 1998 года. Почти каждое из действий Кремля, предпринимавшееся в последние две недели, только усиливало это впечатление.

Вместе с тем откровенно слабый Кремль продолжал хорохориться. Ястржембский и Юмашев по-прежнему пытались изобразить президента имеющим возможность принимать «судьбоносные» решения. Депутатов это раздражало страшно, они хотели перехватить инициативу.

Сам же Черномырдин, получив звание и. о., стал в общении с депутатами вести себя так же, как пять месяцев назад, — покровительственно обращаясь к ним на «ты». Это не только раздражало, но и пугало. В этом тоже был виноват Кремль. И лично Ельцин, поспешивший выдать Черномырдину карт-бланш на страну.

Кризисный премьер Черномырдин на время — это нормально. Будущий кандидат в президенты Черномырдин коммунистов не устраивал. Ведь одно дело — бороться против стремительно стареющего Ельцина, но совсем другое — против крепкого Черномырдина, в руках которого к моменту выборов (которые, как коммунисты уже поняли с помощью Кремля, могут пройти гораздо раньше 2000 года) была бы вся государственная машина. Против такой перспективы восстали не только коммунисты.

Но львиная доля заслуги в провале Черномырдина на первом голосовании принадлежала Юрию Лужкову. Московский мэр гораздо раньше коммунистов осознал, сколько выгод сулит премьерский пост умному человеку незадолго до президентских выборов.

Когда Кремль выбирал между Лужковым и Черномырдиным, кроме прочих, одной из причин «отказа в доверии» Юрию Михайловичу было неверие в его возможности расположить оппозицию в свою пользу. Как оказалось, Кремль жестоко ошибся. Конечно, у депутатов, как выразился Геннадий Селезнев, «есть вопросы» к Лужкову. Однако их, как выяснилось, гораздо меньше, чем «вопросов» к Черномырдину.