Том 1. Стихотворения
вернуться

Бунин Иван Алексеевич
Шрифт:

23. VII.12.

Пращуры *

Голоса с берега и с корабля
«Лицом к туманной зыби хороните На берегу песчаном мертвецов…» — Плывем в туман. Над мачтою, в зените — Туманный лик… Чей это слабый зов? «Мы дышим ночью, морем и туманом, Нам хорошо в его сыром пару…» — А! На холме, пустынном и песчаном, Полночный вихрь проносится в бору! «Мы ль не любили зыбь и наши юмы? Мы ль не крепили в бурю паруса?» — В туман холодный, медленный, угрюмый, Скрывается песчаная коса.

24. VII.12.

«Ночь зимняя мутна и холодна…» *

Ночь зимняя мутна и холодна, Как мертвая, стоит в выси луна. Из радужного бледного кольца Глядит она на след мой у крыльца, На тень мою, на молчаливый дом И на кустарник в инее густом. Еще блестит оконное стекло, Но волчьей мглой поля заволокло, На севере огни полночных звезд Горят из мглы, как из пушистых гнезд. Снег меж кустов, туманно-голубой, Осыпан жесткой серою крупой. Таинственным дыханием гоним, Туман плывет, — и я мешаюсь с ним. И меркнет тень, и двинулась луна, В свой бледный свет, как в дым, погружена, И кажется, вот-вот и я пойму Незримое — идущее в дыму От тех земель, от тех предвечных стран, Где гробовой чернеет океан, Где, наступив на ледяную Ось, Превыше звезд восстал Великий Лось — И отражают бледные снега Стоцветные горящие рога.

25. VII.12

Ночная змея *

Глаза козюли, медленно ползущей К своей норе ночною сонной пущей, Горят, как угли. Сумрачная мгла Стоит в кустах — и вот она зажгла Два ночника, что зажигать дано ей Лишь девять раз, и под колючей хвоей Влачит свой жгут так тихо, что сова, Плывя за ней, следит едва-едва Шуршанье мхов. А ночь темна в июле, А враг везде — и страшен он козюле В ночном бору, где смолк обычный шум: Она сосредоточила весь ум, Всю силу зла в своем горящем взгляде, И даже их, ежей, идущих сзади, Пугает яд, когда она в пути Помедлит, чтоб преграду обойти, Головку приподымет, водит жалом Над мухомором, сморщенным и алым, Глядит на пни, торчащие из ям, И светит полусонным муравьям.

25. VII.12

На пути из Назарета *

На пути из Назарета Встретил я святую деву. Каменистая синела Самария вкруг меня, Каменистая долина Шла по ней, а по долине Семенил ушастый ослик Меж посевов ячменя. Тот, кто гнал его, был в пыльном И заплатанном кунбазе, Стар, с блестящими глазами, Сизо-черен и курчав. Он, босой и легконогий, За хвостом его поджатым Гнался с палкою, виляя От колючек сорных трав. А на нем, на этом дробном, Убегавшем мелкой рысью Сером ослике, сидела Мать с ребенком на руках: Как спокойно поднялися Аравийские ресницы Над глубоким теплым мраком, Что сиял в ее очах! Поклонялся я, Мария, Красоте твоей небесной В странах франков, в их капеллах, Полных золота, огней, В полумраке величавом Древних рыцарских соборов, В полумгле стоцветных окон Сакристий и алтарей. Там, под плитами, почиют Короли, святые, папы, Имена их полустерты И в забвении дела. Там твой сын, главой поникший, Темный ликом, в муках крестных. Ты же — в юности нетленной: Ты, и скорбная, светла. Золотой венец и ризы Белоснежные — я всюду Их встречал с восторгом тайным: При дорогах, на полях, Над бурунами морскими, В шуме волн и криках чаек, В темных каменных пещерах И на старых кораблях. Корабли во мраке, в бурях Лишь тобой одной хранимы. Ты — Звезда морей: со скрипом Зарываясь в пене их И огни свои качая, Мачты стойко держат парус, Ибо кормчему незримо Светит свет очей твоих. Над безумием бурунов В ясный день, в дыму прибоя, Ты цветешь цветами радуг, Ночью, в черных пастях гор, Озаренная лампадой, Ты, как лилия, белеешь, Благодатно и смиренно Преклонив на четки взор. И к стопам твоим пречистым, На алтарь твой в бедной нише При дорогах меж садами, Всяк свой дар приносим мы: Сирота-служанка — ленту, Обрученная — свой перстень, Мать — свои святые слезы, Запоньяр — свои псалмы. Человечество, венчая Властью божеской тиранов, Обагряя руки кровью В жажде злата и раба, И само еще не знает, Что оно иного жаждет, Что еще раз к Назарету Приведет его судьба!

31. VII.12

В Сицилии *

Монастыри в предгориях глухих, Наследие разбойников морских, Обители забытые, пустые — Моя душа жила когда-то в них: Люблю, люблю вас, келий простые, Дворы в стенах тяжелых и нагих, Валы и рвы, от плесени седые, Под башнями кустарники густые И глыбы скользких пепельных камней, Загромоздивших скаты побережий, Где сквозь маслины кажется синей Вода у скал, где крепко треплет свежий, Соленый ветер листьями маслин И на ветру благоухает тмин!

1. VIII.12

Летняя ночь *

«Дай мне звезду, — твердит ребенок сонный, — Дай, мамочка…» Она, обняв его, Сидит с ним на балконе, на ступеньках, Ведущих в сад. А сад, степной, глухой, Идет, темнея, в сумрак летней ночи, По скату к балке. В небе, на востоке, Краснеет одинокая звезда. «Дай, мамочка…» Она с улыбкой нежной Глядит в худое личико: «Что, милый?» «Вон ту звезду…» — «А для чего?» — «Играть…» Лепечут листья сада. Тонким свистом Сурки в степи скликаются. Ребенок Спит на колене матери. И мать, Обняв его, вздохнув счастливым вздохом, Глядит большими грустными глазами На тихую далекую звезду. Прекрасна ты, душа людская! Небу, Бездонному, спокойному, ночному, Мерцанью звезд подобна ты порой!

1. VIII.12

Белый олень *

Едет стрелок в зеленые луга, В тех ли лугах осока да куга, В тех ли лугах все чемёр да цветы, Вешней водою низы налиты. — Белый Олень, Золотые Рога! Ты не топчи заливные луга. Прянул Олень, увидавши стрелка, Конь богатырский шатнулся слегка, Плеткой стрелок по Оленю стебнул, Крепкой рукой самострел натянул, Да опустилась на гриву рука: Белый Олень, погубил ты стрелка! — Ты не стебай, не стреляй, молодец, Примешь ты скоро заветный венец, В некое время сгожусь я тебе, С луга к веселой приду я избе: Тут и забавам стрелецким конец — Будешь ты дома сидеть, молодец. Стану, Олень, на дворе я с утра, Златом рогов освечу полдвора. Сладким вином поезжан напою, Всех особливей невесту твою: Чтоб не мочила слезами лица, Чтоб не боялась кольца и венца.

1. VIII.12

Алисафия *

На песок у моря синего Золотая верба клонится. Алисафия за братьями По песку морскому гонится. — Что ж вы, братья, меня кинули? Где же это в свете видано? — Покорись, сестра: ты батюшкой За морского Змея выдана. — Воротитесь, братья милые! Хоть еще раз попрощаемся! — Не гонись, сестра: мы к мачехе Поспешаем, ворочаемся. Золотая верба по ветру Во все стороны клонилася. На сырой песок у берега Алисафия садилася. Вот и солнце опускается В огневую зыбь помория, Вот и видит Алисафия: Белый конь несет Егория. Он с коня слезает весело, Отдает ей повод с плеткою: — Дай уснуть мне, Алисафия, Под твоей защитой кроткою. Лег и спит, и дрогнет с холоду Алисафия покорная. Тяжелеет солнце рдяное, Стала зыбь к закату черная. Закипела она пеною, Зашумела, закурчавилась: — Встань, проснись, Егорий-батюшка! Шуму на море прибавилось. Поднялась волна и на берег Шибко мчит глаза змеиные: — Ой, проснись, — не медли, суженый, Ни минуты ни единые! Он не слышит, спит, покоится. И заплакала, эакрылася Алисафия — и тяжкая По щеке слеза скатилася И упала на Егория, На лицо его, как олово. И вскочил Егорий на ноги, И срубил он Змею голову. Золотая верба, звездами Отягченная, склоняется, С нареченным Алисафия В божью церковь собирается.