– Она, как у Киплинга, кошка, гуляющая сама по себе. За что, наверное, и люблю ее. А еще за сына и дочь…

– Сын у вас студент? – спросил Кротов.

– Какой! – засмеялся Бояров. – Курсант Рязанского десантного! Это все опять она настояла, – кивнул он на жену. – А дочь начала учиться в английском колледже. – И без паузы спросил в свою очередь: – А вы, Алексей Петрович, чем занимаетесь? Если не секрет.

– Я уж говорил давеча Елене Юрьевне. Строим себе помаленьку. Друзья помогают.

– У вас фирма?

– Да. «Феникс» называется.

– Что-то очень знакомое… подождите-ка! Вот! Вы особняки строите?

– Было дело. Но понесли убытки. Новые господа наелись. А те, что еще не успели, видно, сообразили, что коттеджные поселки, коих число миллион, уже не фасон для невесты. Им персональное подавай!

– И правильно! – с жаром поддержал Бояров. – Мне тоже эти все замки красного кирпича на одной полянке не нравятся! Но, если мне память не изменяет, генеральным в этой фирме – женщина? Или не так?

– Все абсолютно верно, – улыбнулся Кротов. – Ее зовут Инна Александровна Полонская. Моя законная жена.

– Вот как! – удивился Бояров. – А… вы, простите, кем же при ней? Мужем?

– Вы напомнили смешной анекдот. «А что же он днем делает?» Нет, я еще не исполнительный директор.

– У вас специальное образование? – продолжал с непонятной целью допытываться Бояров.

– Даже два: юридическое и археологическое. В смысле историческое.

– Увы, а у меня всего лишь военное…

– Бросьте, Николай Андреевич! Кто же вас не знает! Вы самородок. Видно, пошли в породу предков вашей жены. И они ведь не сразу стали графами.

– А ведь уел! – обрадовался Бояров. – Слышишь, женушка? Уел нас с тобой гость дорогой! За это надо немедленно выпить!… – Махнув рюмку, Бояров тут же вернулся к прерванной теме: – А насчет того, что кто-то наелся и персональный замок на одной отдельно взятой горе требует, так это, Алексей Петрович, не совсем так. Тут отчасти и строители виноваты, и отсутствие необходимых коммуникаций, и скученность строительства, и многое другое. А вот если возводить удобные и красивые поселки не по колхозным бывшим полям, а вдоль Москвы-реки, на Николиной Горе, в Петрове-Дальнем, то есть поближе к сильным мира сего, охотников много найдется.

– У нас и такая возможность не исключена, – просто ответил Кротов, как бы ставя точку.

Бояров с интересом посмотрел на него, но промолчал и, лишь прощаясь, в холле, протянул свою визитную карточку.

– Вы меня заинтересовали своими возможностями, Алексей Петрович. И я был бы вам очень признателен, если бы вы нашли для меня свободную минутку для разговора по данной теме.

– У нас есть несколько неясностей в деталях, но, как только вопрос прояснится окончательно, немедленно позвоню вам. Кстати, ваш интерес распространяется на что-то сугубо личное или это вообще?

– Первое, Алексей Петрович. И уж, пожалуйста, без шести соток.

– Понял вас, – улыбнулся Кротов. – Примерно так на пятьдесят – семьдесят?

– Я скажу другое: выгорит дело, организую вам такую клиентуру – пальчики оближете!… Ну, всего доброго. Куда прикажете вас доставить?

– Благодарю, мы сами.

Покинув гостеприимный особняк, троица неторопливо двинула в сторону Пречистенки.

– Ну, Филя, что скажешь? – спросил Голованов.

– Я сыт, пьян и нос в табаке. И женщина славная.

– Как, Алексей? – Голованов повернулся к Кротову.

– Все путем, мужики.

– Нет, – вздохнул Сева, – хуже нет, когда отсутствует конкретно поставленная задача…

– Успокойся, мы свою задачу даже перевыполнили! – Кротов оглянулся и добавил: – Придет время, я вам все объясню. А пока молчок!

Обогнав их, к тротуару прижалась черная «Волга». Открылась правая дверца. И знакомый голос Вячеслава Ивановича Грязнова произнес:

– Садитесь, граждане хулиганы, разбойники и драчуны! Подвезу…

В особняке на Пречистенке между супругами в ту ночь состоялся разговор, которого, пожалуй, у них не случалось за всю совместную жизнь.

Елена Юрьевна не имела привычки лезть в дела мужа, но в последнее время стала намекать, что ему было бы не худо поделиться с нею своими заботами. Она чувствовала, что у мужа дела пошли не очень ладно. Николай Андреевич стал приезжать домой под хмельком, чего раньше почти не случалось, бывал раздражительным и злым, неразговорчивым и скрытным. Елена Юрьевна, привыкшая видеть мужа решительным и уверенным, забеспокоилась.