– Мне очень жаль, сэр.

– Мне тоже, – голос его был спокойным, даже слегка беспечным, но лицо окаменело. – Дерон заплатит за это.

– Дерон?

– Сержант Дерон, который называет себя маршалом Пот-о-Фе. Он был поваром, майор, и весьма искусным. Но крайне ненадежным, – глаза наконец остановились на Шарпе. – Вы считаете, он сдержит слово?

– Нет, сэр.

– Я тоже. Но рискнуть стоит.

На секунду оба замолчали. И за стенами монастыря, и внутри повисла тишина. Шарп потянул из кармана часы: двадцать пять минут двенадцатого.

– Вам было приказано явиться в конкретное время, сэр?

– Точно, майор, – Дюбретон выпустил колечко дыма. В двадцать пять минут двенадцатого, – он усмехнулся. – Похоже, у нашего сержанта Дерона неплохое чувство юмора. Подозреваю, он хотел, чтобы мы поубивали друг друга. И мы почти сделали это.

Харпер и Бигар, двигаясь каждый по своей стороне клуатра, следили за крышей и дверями. Эта парочка выглядела довольно устрашающе, и Шарп подумал, что, может быть, они еще выйдут из этой переделки живыми: сержанты знали, как убивать. Он снова взглянул на французского полковника:

– Можно спросить, как попала в плен ваша жена, сэр?

– Засада, майор. Конвой, шедший из Леона в Саламанку, был остановлен солдатами во французских мундирах. Никто ничего не заподозрил, и ублюдки захватили месячный запас продовольствия. А также трех офицерских жен, которые ехали к нам на Рождество, – он подошел к двери, которую Шарп уже пытался открыть, потянул за ручку, покачал головой и вернулся в Шарпу. – А вы, значит, тот самый Шарп из Талаверы? [47] И Бадахоса?

– Вероятно, сэр.

Дюбретон перевел взгляд с винтовки на громадный кавалерийский палаш, который Шарп носил высоко подтягивая перевязь, потом на лицо со шрамом.

– Думаю, я оказал бы империи огромную услугу, убив вас, майор Шарп. – сказал он без тени иронии.

– Уверен, я оказал бы Британии столь же большую услугу, убив вас, сэр.

Дюбретон расхохотался:

– Конечно, причем у вас был шанс, – он снова расхохотался, довольный своей шуткой. Но смех не означал, что он потерял бдительность: глаза его продолжали перебегать от двери к крыше и обратно.

– Сэр! – рявкнул за его спиной Харпер, указывая ружьем на дверь часовни, откуда послышался легкий скрип открывающейся решетки. Бигар мягко развернулся.

Дюбретон выплюнул черуту:

– Сержант! Справа! – Харпер дернулся вперед, Дюбретон махнул рукой, указывая Бигару место позади офицеров и чуть левее. Полковник взглянул на Шарпа: – Вы были внутри. Что там?

– Часовня. За дверью – чертовски большая решетка. Думаю, сейчас ее открывают.

Дверь часовни распахнулась, за ней обнаружились две присевшие в реверансе девушки. Они захихикали, повернулись и потянули за собой стол, который вытащили в клуатр, установив на солнечном месте. Одна поглядела на Бигара, потом на Харпера, состроила удивленную мордочку при виде таких гигантов и снова захихикала.

Третья девушка появилась со стулом, который она поставила к столу. Она тоже присела в реверансе при виде офицеров, затем послала им воздушный поцелуй.

Дюбретон вздохнул:

– Боюсь, нам придется вытерпеть то, что они нам приготовили.

– Да, сэр.

В часовне послышался стук башмаков: начали выходить солдаты, они выстраивались справа и слева, окружая клуатр. Их мундиры были британскими, французскими, португальскими или испанскими, мушкеты щетинились байонетами, а на лицах играли ехидные усмешки. Строй занял три стены из четырех, только за Дюбретоном и Шарпом оставалось свободное место. Три девушки встали у стола. На них были блузки с очень низким вырезом, и Шарп подумал, что им может быть холодно.

– Mes amis! [48] Mes amis!– громыхнуло из часовни. Голос был глубоким, очень низким и чуть хрипловатым. – Mes amis!– из темноты появилась нелепая фигура, низенькая и неимоверно толстая. Человечек протопал под аркой, остановился возле стола, раскинул руки в стороны и улыбнулся: – Mes amis!

Ноги его облегали высокие черные сапоги, обрезанные под коленями, белые брюки опасно натягивались на жирных бедрах. Брюхо колыхнулось, когда он беззвучно рассмеялся: волна пробежала по телесам, зажатым цветным жилетом, который он носил под синим мундиром, безвкусно усеянным золотыми листьями и шитьем. Мундир не сходился на безразмерном животе, и его приходилось стягивать, как застежкой, золотым браслетом. Через правое плечо был переброшен красный шарф. На шее, с трудом видимой из-под многочисленных подбородков, висел золотой крест с эмалью. Кисти золотых эполетов змеями расползались по массивным плечам.

Сержант Дерон, теперь именующий себя маршалом Пот-о-Фе, снял украшенную белыми перьями шляпу, открыв лицо, больше подходящее херувиму – вернее, стареющему херувиму: обрамленное светлыми кудряшками, оно излучало счастье и доброжелательность.

– Mes amis!– он бросил взгляд на Шарпа. – Parlez-vous Francais? [49]

– Нет.

Он погрозил Шарпу пальцем:

– Вам непременно надо выучить французский. Чудесный язык. Да, полковник? – он улыбнулся Дюбретону, но тот промолчал. Пот-о-Фе пожал плечами, хохотнул и перевел взгляд на Шарпа. – Мой английский очень плох. Подождать полковника, да? – он завертел головой, насколько позволяла жирная шея. – Mon Colonel! Mon brave! [50]