Наиболее горячие и молодые соратники президента часто задавались вопросом: почему Семенов столь осторожен? Почему он не отправил к Марковскому на нары всех олигархов? Почему не начал проводить в стране контрреформы, которые могли бы ликвидировать последствия уничтожения былой мощи в 90-е? И только Семенов знал на это ответ. Как оказалось, даже самый могущественный человек страны вынужден идти на компромисс со своими врагами. Тем более что, чудом оказавшись во власти, он был там совсем один, а врагов вокруг — сотни! И у Семенова не было под рукой ресурсов и возможностей великих диктаторов прошлого, чтобы крушить их направо и налево богатырской дубинушкой. Временами он ощущал себя лермонтовским демоном, который обладал могуществом, но ни на кого не мог опереться, и одиноко — день за днем, ночь за ночью — сидел на вершине неприступной скалы.

Первые победы кружили молодому президенту голову. Был момент, когда Семенов почти поверил в то, что ему удалось сломить сопротивление Клуба на территории России и повернуть отсчет времени смерти России вспять. Еще бы! Ведь самых сильных своих соперников он уже нейтрализовал. Нефтяной король Марковский полировал нары, медиамагнат Агранович бежал в Лондон. Несколько десятков крупных коррумпированных чиновников, которые стояли за антироссийскими реформами 90-х, были уволены или осуждены. Семенов целенаправленно строил сильное государство и уже в самом ближайшем времени рассчитывал возвратить Россию в стан супердержав.

Но он просчитался. Ответ Клуба не заставил себя ждать. Руками недобитых олигархов он предъявил президенту ультиматум. Если Семенов не прекратит судебное преследование людей, связанных с Клубом, не остановит национализацию экономики и не откажется от пересмотра итогов приватизации, олигархи обещали полностью разрушить экономику России, которая только-только начала делать первые, пока еще слабенькие шажки.

К Семенову на переговоры пришла целая делегация тех, кому в 90-е Клуб позволил ухватить жирный кусок от пирога богатого советского наследства. Это были именно те люди, которых Семенов собирался отправить валить лес вслед за Марковским. В лихую пору становления российской демократии иностранные советники по указке Клуба приезжали в Россию буквально пачками и занимали лучшие кабинеты в министерствах и других важных государственных учреждениях. Именно они называли имена тех, кому отдавались банки, нефтяные вышки и газовые месторождения. Попасть в число новых хозяев России можно было, лишь оказав Клубу ту или иную услугу. И редко, когда речь шла о чем-либо, не связанном с уничтожением России и ее народа.

На встрече с Семеновым говорили в основном двое: девелопер Михаил Рашад-заде и глава «УгрОйл» Борис Мишин (эта компания стала крупнейшим частным нефтяным холдингом, после ареста Марковского и национализации «МаркОйла»).

— Виктор Викторович, мы уважаем вас и вашу заботу о стране, но поймите и вы нас. Мы создавали эту страну до вас, мы строили свои бизнес-империи по крупицам и не хотим лишиться их в одночасье, — по-восточному сладко мурлыкал Рашад-заде.

— Вы не оставляете нам выбора, Виктор Викторович. Основные деньги у нас уже давно лежат на офшорных счетах — мы же не идиоты, как вы нас себе упорно представляете. Но мы не хотим уходить из страны, которая дала нам эти богатства. Вы же не оставляете нам выбора… Мы уйдем отсюда, если вы настаиваете, но раньше до капли высосем из России все, вам только выжженная земля останется, — почти угрожал Мишин.

— Спокойно, Боря, — продолжал играть в плохого и доброго полицейских Рашад-заде. — Мы же всегда можем договориться, да, Виктор Викторович? Давайте оставим все, как есть, делайте, что хотите с Аграновичем и Марковским, но мы их участи следовать не собираемся.

Черные маленькие глазки Рашад-заде заискивающе стали искать взгляда Семенова.

Виктор, как обычно, был невозмутим, лишь костяшки сжатых в кулаки пальцев едва заметно побелели. Как же ему хотелось достать из ящика стола именной «ТТ», подаренный ему ветеранами чеченских войн, и с наслаждением, пуля за пулей, всадить всю обойму, в жирные паучьи тела окружавших его ублюдков!

Разговор был долгий, и он опустил президента на землю. Тот понял, что рано еще праздновать победу над олигократией и Клубом.

Клуб давно продумал план на тот случай, если Виктор взбрыкнет, и, когда он это сделал, его эмиссары были к этому готовы. Люди Клуба никогда не доверяли выбору покойного президента Вильченко и чуяли подвох в лице бывшего офицера госбезопасности, тем более что бывших офицеров почти не бывает. Семенов и сам часто задумывался, почему Вильченко именно его сделал своим преемником. Да, Виктор действительно не раз наступал на горло собственной песне и прилагал максимальные усилия, чтобы оказаться на расстоянии вытянутой руки от рычагов управления страной. Но у Вильченко был широкий выбор, и каждый из окружавших его кланов имел своего кандидата. Семенов не принадлежал по сути ни к одному из них, даже с продавшимися новому режиму силовиками он держал дистанцию, а иногда и входил в жесткую конфронтацию.

Иногда Семенову казалось, что, сделав его преемником, смертельно больной президент решил перед неотвратимым отходом в мир иной почистить себе карму и подложить Клубу свинью в лице Семенова. Опытный интриган наверняка чуял, что за внешней покорностью Виктора таится ненависть к антинародной власти и желание кардинально изменить ситуацию. Возможно, на излете своего правления Вильченко раскаялся и решил забросить в стан своих бывших друзей троянского коня (такое перед смертью случается со многими подонками). Что ж, отчасти это ему удалось.

Как бы то ни было, Виктору пришлось согласиться на условия Клуба. Безусловно, первой его реакцией было не выпустить уродов живыми, но, отрубив пару пальцев на руке Клуба, он не стал бы ни на сантиметр ближе к его горлу, куда следовало вонзить осиновый кол.

Семенов ничего не мог поделать: под контролем олигархов все еще находилась львиная доля российской промышленности. Они могли в одночасье парализовать всю экономику страны, а это, в свою очередь, спровоцировало бы социальный взрыв, волной которого смыло бы и Семенова. Толпе все равно, кто прав, кто виноват; ей важна расправа, а не ее объект.