— Ты дала имя своему сервитору?

— Так звали торговца мясом с площади Тофет. Его судили за то, что он торговал собачатиной под видом баранины, и приговорили к искуплению.

— Понятно. В таком случае, вполне подходит.

Гость прошелся по комнате, слегка шелестя одеянием. Кирена ощущала перемену в воздухе — вошедший был огромен и производил впечатление, даже невзирая на слепоту.

— Кто ты? — спросила она

— Я думал, ты узнаешь мой голос. Я — Ксафен.

— О. Я не различаю ангелов на слух. Вы все говорите таким низкими голосами. Здравствуйте, капеллан.

— Здравствуй вновь, шул-аша.

Она удержалась от гримасы. Даже уважительное обращение к ее профессии смущало ее, особенно, когда оно звучало из уст ангелов.

— Где Аргел Тал?

Ксафен рыкнул, как загнанный в угол пустынный шакал. Только через несколько секунд Кирена поняла, что это был смешок.

— Капитан на сборе командиров Легиона.

— Почему же ты не с ним?

— Потому, что я не командир, и должен посещать другие мероприятия. Собрания братства капелланов на борту «Неоскверненной Святости».

— Аргел Тал рассказывал мне о них.

Улыбка Ксафена слышалась в его речи, придавая ей почти что добродушность.

— В самом деле? И что же он рассказывал тебе?

— Что примарх беседует с кем-то по имени Эреб, а Эреб доносит слова повелителя до воинов-жрецов.

— Именно так, шул-аша. Мне говорили, что твое зрение не восстанавливается. Адепты рассматривают вариант аугметической замены.

— Заменить мои глаза? — она ощутила, как по коже поползли мурашки, — Я… я хочу подождать, возможно, они исцелятся.

— Решать тебе. Аугметика тонких органов редка и специализирована. Если ты решишься, придется ждать несколько недель, прежде, чем все будет готово к имплантации.

Странно, но медицинский тон ангела нервировал. Он произносил свои прямые дружелюбные фразы с тактом молотка, бьющего по голове.

— Почему они рассматривают этот вариант? — спросила она

— Потому, что Аргел Тал просил их. Апотекарион на борту «Де Профундис» располагает средствами для человеческого аугментирования, если речь идет о важных членах экипажа смертных.

— Но я не представляю никакой ценности, — она не имела привычки жаловаться на судьбу, слова вырвались сами от смущения, — я даже не знаю, каким образом могу служить вашему Легиону.

— Не знаешь? — Ксафен замолк на некоторое время. Возможно, он осматривал безликое убранство камеры. Когда он вновь заговорил, его голос был учтивее. — Прости, что редко посещаю тебя, шул-аша. Последние дни были не из легких. Позволь мне прояснить ситуацию.

— Я рабыня?

— Что? Нет.

— Я служанка?

Ангел усмехнулся.

— Позволь мне закончить.

— Простите, капеллан.

— Несколько других орденов подобрали выживших на руинах Монархии. Ты не единственная с Хура, кто присоединился к Легиону, когда мы улетали. Но ты единственная попала в орден Зазубренного Солнца. Ты спрашиваешь, какая нам польза от тебя. Я же скажу, что ты уже принесла ее. Аргел Тал брат мне, и я знаю, куда направлены его мысли. Он взял тебя как напоминание, как символ прошлого. Ты — живое свидетельство величайшей неудачи нашего Легиона.

— Совершенный город не был пристанищем греха, — она постаралась, чтобы ее слова не прозвучали оскорбительно. — Почему вы всегда говорите о нем так?

Последовала пауза, в которой прозвучал медленный и глубокий выдох.

— В самом городе не было греха. Он был в том, что город олицетворял. Я рассказывал тебе, что повелел Бог-Император в тот день. У тебя острый ум, женщина. Не проси ответов, к которым можешь придти сама. Что же касается твоего желания служить Легиону — скажи мне, почему тебя это волнует?

— Я обязана Легиону жизнью, — ответила она, — и желаю служить ему, потому что считаю это правильным выбором. Это будет справедливо.

— Это все?

Она покачала головой, не зная, смотрит ли вообще на нее Ксафен.

— Нет. Признаюсь, мне очень скучно и одиноко.

Ксафен вновь усмехнулся.

— Тогда мы решим эту проблему. Была ли ты верующей на Хуре?

Кирена задумалась и облизнула пересохшие от волнения губы.

— Я внимала проповедям Говоривших Слово на площадях и разносившимся над городом ежедневным молитвам. Ничто не возбуждало мое сердце. Я верила и знала писание, но меня это не…