— Алекс… — после длительной паузы прорезался бас Питера. — Я глубоко уважаю твои лингвистические познания, но… однако…

Дальше он мог не говорить, Турецкий хохотал.

— Старина, все сказанное — проще пареной репы…

— О! — воскликнул тот. — Подожди, опять не торопись… Пареная репа… проще… Это как? — Он, очевидно, записывал новое выражение в свою книжечку.

— Тогда сначала, Пит, — Турецкий отсмеялся. — Вертеть углы — это значит, воровать чемоданы. На фене. А феня — это воровской жаргон. Я тебе когда-то книжечку такую подарил. Вот я и предположил, что у тебя какой-то вор в поезде украл чемодан. Или не было?

— Конечно, нет! Какой поезд? Я в последний раз ездил поездом, когда между нами была холодная война. Нет, я русского писателя читал… И не понял, хм… Ну, а репа?

— Это такой овощ, вроде большой желтой редиски. А выражение означает пустяк, — нечего делать, не о чем и говорить. Для любителя много и вкусно поесть это пустяк, не аппетитно. Едят для похудения.

— Боже избавь! Но — любопытно. И твой звонок, можно понимать, как простое дружеское пожелание узнать о здоровье старины Пита? Отвечаю: проще пареной репы. У тебя больше ничего нет? По моему вкусу?

— Есть, старина, мне твоя подсказка нужна, я одну девушку ищу.

— Я ее разве знаю?

— Еще как! Очень красивая и очень умная.

— Так бывает? — серьезно спросил Реддвей.

— Наша студентка, Пит! Первый выпуск, мы ее Машкой звали…

— А-а-а!.. — почти взвыл Реддвей. — Так это же Марго?! Она теперь очень большой человек, Алекс! Ты к ней на этой… Один момент! Сейчас, я должен посмотреть… — Он, видимо, листал свою записную книжку. — Вот, нашел! На козе не приедешь! (9)

— Да? Ишь, ты… И чем же она у нас занимается? Она, вообще-то, достижима по нашим каналам?

— Она для меня всегда достижима, — значительно и со вкусом произнес Питер. Это он, определенно, набивал себе цену. — Она — личный советник французского президента по вопросам культуры и образования.

— Быть того не может! — воскликнул Турецкий. — Так это ж в самую точку, Пит! Давай скорее ее координаты! Как с ней связаться, старина?

— Как связаться? — с задумчивой значительностью заговорил Реддвей. — Знаешь ли, Алекс, я должен обдумать, как тебе правильно посоветовать…

Вот это да! Кажется, Питера начинает заносить! Ну, жирный негодяй! Нет, немедленно — на грешную землю! Немедленно!

— Так это же превосходно! Значит, все мои надежды теперь только на тебя? А я уж подумывал было, стоит ли, вообще, говорить с тобой по моему делу? Ну, что, мол, сегодня может старина Пит? Правда? А вот когда-то… О-о-о! Президенты великих государств вежливо склоняли головы при встрече…

Турецкий привирал: никакие президенты ничего перед Реддвеем не склоняли, но, что уважали его — это точно. Однако даже такая примитивная лесть отставному генералу все равно была приятна. И, следовательно, одно вытекало из другого: теперь, воздав должное, можно было просить, чего надо.

— Да, было… было… — с достоинством подтвердил Питер.

«Все стареем», — подумал Турецкий.

— Тогда послушай меня, старина, — сказал он, — я по-телеграфному кратко постараюсь изложить тебе суть моего дела, а потом ты сам подумай и сделай вывод: стоит ли мне обращаться с такой просьбой к нашей Маргаритке. К слову, как она сейчас выглядит?

— Давай, я тебе сначала послушаю, — важно ответил Питер.

— Ну, валяй, — кинул Турецкий и спохватился: Питер мог прицепиться к любому, непонятному ему слову или выражению, и тогда весь разговор превратится в сплошной обмен лингвистическими хохмами и изыскам.

И Александр Борисович начал в темпе излагать краткую историю приглашения десятиклассницы Люси Махоткиной во французский колледж, а также — что из этого вышло. К чести Питера, он ни разу не перебил Алекса и не задал ни одного наводящего вопроса. Более того, можно было подумать, что ему, в принципе, безразлична причина, по которой высококлассный следователь Турецкий вдруг с жаром взялся за решение какой-то пустяковой проблемки, вроде той самой пареной репы, и собирается привлечь в качестве помощников чуть ли не самого президента Франции… Так, во всяком случае, могло выглядеть дело в пересказе Турецкого. Но когда рассказ был окончен, Питер позволил себе, наконец, задать и встречный вопрос:

— Алекс, я понял тебя, что ты хочешь обратиться за поддержкой прямо к их президенту? К Николя Саркази? Минуя при этом — тут я не могу не согласиться с тобой — действительно никому не нужных чиновников от образования, да? Которые обожают изображать свои ведомства в виде длинной и неприступной линии Мажино? Я думаю, это было бы очень большой ошибкой с твоей стороны. Если тебя интересует мое собственное мнение.

— Неужели ты именно так понял меня? — опешил Турецкий. — И в мыслях не имел! Я хочу попросить Марго о личном одолжении. Помочь мне каким-то образом связаться с конкретными людьми из приглашающей стороны, чтобы объяснить им всю абсурдность ситуации, в которой оказалась талантливая девочка исключительно по причине российского чиновничьего маразма. Они же этого не знают! Им врут, что она чуть ли не смертельно больна! А на самом деле пытаются воткнуть на это место, предназначенное французами для нее, своего, удобного и нужного им человечка, сынка совершенно охамевшего от вседозволенности богатого российского нувориша. Эти ж наивные французы способны легко клюнуть на элементарную фальшивку!