Без князя в городе вспыхивает мятеж. Взбунтовавшиеся горожане не желали выпускать митрополита Киприа-на и княжескую семью и только после больших уговоров им удалось выбраться из города. Среди москвичей царило смятение. Иные хотели защищать город, другие помышляли бежать по примеру князя. Собравшееся вече постановило не выпускать никого из города, а «мятежниковъ же и крамольниковъ, иже хотяху изыти из града, не токмо не пущаху ихъ, но и грабяху!» [334] . Ситуацию несколько исправил литовский князь Остей, внук Ольгерда. Оказавшись в Москве, он сумел навести порядок и приготовил город к обороне. За московскими стенами оказалось очень много людей: как москвичей, жителей близлежащих сёл, так и купцов, бояр «и всякъ возрастъ мужьска полу и женьскаго со младенцы» [335] .

23 августа Тохтамыш подступил к Москве. Встав лагерем на значительном расстоянии от города, он послал к городу выяснить, здесь ли князь Дмитрий. Вот уже здесь проявляется первое желание хана наказать зарвавшегося вассала. С крепостных стен отвечали, что князя нет в городе. Татары объехали вокруг города, примеряясь и высматривая. слабые стороны обороны. Москвичи предварительно (как и во време на литовщины) уничтожили весь посад, чтобы врагу не досталось ни бревна, ни доски для устройства осадных машин. В то время как Остей с обороняющимися укреплял город, желая защититься от татар, в самом городе люди вели себя по-разному Некоторые молитвою, постом стремились защитить себя и город, а другие «недобрии человецы начаша обходити по дворомъ, и износящи ис погребовъ меды господскыа и — сосуды сребреныа и сткляницы драгиа, и упивахуся до великаго пьягна» [336] . А где пьянство — там кончается порядок, появляется беспечность и пренебрежение к противнику. К чему это приводит — мы хорошо помним по битве на реке Пья-не. А москвичи этот урок забыли. «И паки възлазяще на градъ, пьяни суще, и шатахуся и ругающеся Татаромъ, образом безстыдным досажающе и некая словеса износяще, исполнь. укоризиы и хулы, плююще и укоряюще ихъ и срамныа своя уды обнажающе, показоваху имъ на обе страны; и царя ихъ лающе и укаряюще, и возгри и слины смлюще, метаху на нихъ, глаголюще: «взимайте сиа и относите къ царю вашему и ко княземъ вашимъ» [337] . Это было страшное оскорбление, и простить его ордынцы не могли. Разозлённые, они скакали вокруг города, размахивая саблями, показывая, как будут рубить головы москвичам. К вечеру полки татар отошли от города к радости защищающихся, которые решили, что противники испугались и отступились А наутро к городу подошло всё войско Тохтамыша, пере- < группированное для штурма. Про трезвевшие москвичи «наипаче стрелы пущаху на нихъ, и камение метаху и самострелы и тюфяки» [338] . Применение тюфяков — небольших пушек — впервые зафиксировано при обороне русских городов, в истории русского воинства. Отсутствие упоминания об огнестрельном оружии на Куликовом поле свидетельствует о его малой распространённости на Руси и применении пока только при обороне. Татары в ответ стали осыпать защитников города

тысячами стрел. Среди ордынцев было много искусных стрелков: «го-разди велми, и овии отъ нихъ стояще стреляху, а друзии скоро рищуще семо и овамо, тако бо изучени бышя, и стреляше безъ прогреха; а инии на конехъ борзо велми гоняюще и на обе руце и паки напредъ и назадъ скорополучно стреляху безъ прогреха» [339] . После мощного обстрела татары приступили к штурму крепостных стен. При помощи лестниц они карабкались на Кремль, стараясь проникнуть в город. «Гражане же воду, въ котлехъ варяще, льяху на нихъ варъ и тако въбраняху имъ» [340] , сумели отбить первый штурм. Три дня продолжалась осада города. Москвичи, видя безысходность своего положения, храбро защищались. Как только ордынцы начинали штурм, на них летели стрелы, сбрасывались камни, лился кипяток. Суконник Адам Москвитии, находясь на воротах, из самострела убил сына ордынскою князя «яко и самому царю тужити о томъ» [341] .

Видя, что в открытую город не взять, Тохтамыш пошёл на военную хитрость. Вызвав Остея из города для мирных переговоров, он вероломно схватил его и убил перед городскими воротами. И снова трое суток шла осада города, и снова безрезультатно. Тогда по приказу хана привели к крепостным стенам двух князей Суздальских, сыновей Дмитрия Константиновича, Василия и Семёна. Они должны были стать гарантами «добрых» намерений Тохтамыша. Татарские послы заверяли горожан, что хан пришёл наказать своего непокорного вассала Дмитрия, а на самих москвичей у него обиды нет, если горожане встретят Тохтамыша с дарами и честью, он дарует им мир и любовь. Суздальские князья также уговаривали москвичей: «…имите намъ веру, мы бо ваши есмя князи крестианьстии, вам тоже глаюлемъ и правду даем на томъ, яко не блюстися ничего отъ царя и отъ Татаръ его» [342] . Последний аргумент подействовал более всего. Перед Василием и Семёном стоял выбор. Находясь в заложниках у хана, они могли либо принять мученическую смерть, либо, во всём слушаясь татар, пойти на предательство и помочь ордынцам завоевать город. Они выбрали второе и вошли в историю как пособники жесточайшего разорения Москвы. «И отвориша врата градная и выидоша со кресты и со князем своимъ, и з дары многыми ко царю!» [343] . Этою только и надо было ордынцам. Ворвавшись в город, татары устроили страшную резню. Способные обороняться приняли смерть в последнем кровавом бою. «Людие же христианьстии, сущие во граде, бегающе по улицам семо и овамо, скоро ры-щуще толпами, вопиюще велми, глаголюще и бьюще въ перси своя; несть, где избавления обрести и несть где смерть убежати» [344] . Последнюю защиту москвичи пытались найти в церквях, уповая не столько на небесную силу, сколько на крепость церковных дверей. Но и это не помогло. Татары разбили двери, ворвались внутрь и уничтожили всех скрывающихся в церкви. Затем начался грабёж и разорение церковных сокровищниц. Обрывались оклады со святых икон, выламывались драгоценные камни; всё оставшееся предавалось огню и разрушению. Сгорела главная сокровищница — книгохранилище, «и книгь множество снесено со всего града и съ селъ въ соборныхъ церквахъ многое множество наметано, сохранения ради спроважено, то все безвестно сотвориша» [345] . Казна великого князя, бояр, товары купцов — всё было разграблено и уничтожено. Совершилось ото 26 августа 1382 года. «Бяше бо дотоле видети градъ Москва великъ и чюденъ, и много людей в немъ, кипяше богатствомъ и славою, превзыде же вся грады въ Русстей земли честию многою, въ немъ бо князи и святителие живяста; въ се же время изменися доброта его, и отъиде слава его, и всея чести во единомъ часе изменися» [346] . К сказанному трудно что добавить. Вот так меняется политический барометр. Ещё вчера Москва крепла и поднималась, объединяла русские княжества на великий бой, то ныне — падение, разруха и разорение, и неизвестно, что ожидает дальше.

Вспомнилось Батыево нашествие. После захвата главного города Северо-Восточной Руси татарские отряды растеклись по всем городам. Были захвачены Владимир, Можайск, Звенигород, Переяславль, жители которого на лодках спаслись в центре озера, Юрьев «и инии мнози гради и власти и села» [347] . Избежало погрома Тверское княжество. Михаил Ллександрович, узнав о взятии Москвы, послал к Тохтамышу своё посольство «с честию и з дары многимы», раболепствуя перед ханом, заявляя о полной своей покорности. Тохтамыш наделил Тверского князя ярлыком на княжение и отпустил его послов с миром. Совершенно по-другому повёл себя Владимир Андреевич. Собирая войско около города Волоколамска, он нанёс сокрушительное поражение одному из ордынских отрядов. Тохтамыш решил не ждать, когда соберёт войска Дмитрий Иванович в Костроме и соединится с силами Владимира Андреевича. Он покидает разорённую Москву и возвращается в Орду. По дороге разоряет Коломну, а затем «повоева и взя землю Рязаньскую» [348] . Объяснение действий против Олега Рязанского может быть только одно.

Тохтамыш, зная способность князя служить и вашим и нашим, решил проучить его, окончательно покорить Орде. Этой же цели следовало и посольство, которое Тохтамыш отправил в Нижний Новгород, идя из Рязани. Возглавлял посольство шурин хана Шиахмат, с ним же был отправлен один из сыновей Дмитрия Константиновича Семён. Другого князя, Василия, Тохтамыш оставил у себя заложником, гарантом верности Нижегородского княжества.

Урон, нанесённый Тохтамышевым нашествием для Северо-Восточной Руси, не поддаётся исчислению. И дело не столько в сожженных городах и селах, истреблённых людях, ушедших в полон, сколько в разрушении той политической системы, складывавшейся в русских княжествах десятилетиями, в уничтожении антиордынского блока, создаваемого Москвой. В конце концов это можно расценить и как крушение жизненных планов Дмитрия Ивановича, всего того, к чему он так долго стремился. Две полярные точки: Куликово поле и Тохта-мышево нашествие. Между ними всего два года, но какая пропасть образована 1382 годом между тем, какого величия достигла Русь, и тем падением, что она пережила! Но жизнь продолжается. Вновь встала задача перед русскими княжествами, русскими людьми: выжить, подняться на ноги, возродиться из пепла. Сколько же таких взлетов и падений пережила Русь за всю свою историю, сколько же испытаний выпало на долю моего народа!!!

Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич возвратились в Москву, каждый в свою вотчину. Страшная картина открылась перед ними. Город был разрушен и сожжен, кучи трупов покрывали вчерашние улицы и переулки. Первым делом предстояло предать земле всех убитых. Летописи отмечают, что Дмитрий приказал хоронить погибших, выдавая по рублю за 80 человек погребённых. И израсходовал всего 300 рублей. «Полону же толико выведено бысть во Орду многое множество, яко и счести невозможно есть» [349] .

Через несколько дней после возвращения в Москву Дмитрий Иванович посылает свою дружину на землю Рязанскую, на Олега Ивановича. Оплата за предательство, месть за то, что не поддержал Великого князя, не предупредил. И хотя само Рязанское княжество всё лежало в развалинах и пепелище от Тохтамышевой «благодарности», московское войско жестоко разорило всю рязанщину «злее ему стало и Татарьской рати» [350] . Чего добился Дмитрий? По существу, это был выплеск эмоций, злобы, отчаяния. Разорение уже разорённой Рязанской земли мало что изменило в сложившейся ситуации. Олег, и раньше-то не отличавшийся союзническим долгом, сейчас находился в полной зависимости от Орды, а не Москвы.