Увы, надежды не оправдались. Рагнар получил назначение на северные острова, и мы надолго потеряли его из виду. Моих родителей бесконечно опечалило, что их сын после столь долгой разлуки даже не заехал навестить родной фордор, но они понимали, каким ударом для его гордости стал крах всех его надежд.

В течение более чем шести месяцев мы лишь изредка обменивались письмами. Брат ничего не желал рассказывать о своей службе и категорически воспротивился намерению нашей матушки навестить его. Мы смирились с его нежеланием видеть родных и полагали, что время исцелит раны, нанесенные его тщеславию.

И вот пять месяцев назад пришла горестная весть. Рагнар героически погиб, защищая мирное поселение от монстра, извергнутого Северным Обрывом. Летающий кит полностью уничтожил турс, которым управлял мой брат. Он не оставил даже тела, чтобы оплакать и достойно похоронить бедного мальчика.

Это горе сломило матушку. Отец тоже сильно сдал, но нас поддерживала и утешала мысль, что Рагнар умер как герой, спасая сотни жизней. Мы верили в это – письма его командира не давали повода сомневаться.

Думаю, мне никогда не пришло бы в голову подозревать обман, если бы не случайная встреча с сокурсником Рагнара. Я разговорилась с этим молодым офицером, и он упомянул, что видел Рагнара в Йелленвике незадолго до того дня, как нам пришло известие о его гибели.

По словам сокурсника, брат был в странном расположении духа – то мрачен, но излишне весел – и легко впадал из меланхолии в буйство. Они выпили, и Рагнар признался, что место его службы совсем рядом с академией, на Маркланде, а эта увольнительная – первая за те полгода, что прошли после окончания обучения.

К сожалению, офицер не запомнил всех деталей разговора. Но он утверждает, что брат постоянно возвращался к теме риска, предопределенности и бренности существования, словно знал, что судьба немного отмерила ему и роковой час уже близок.

С того дня, как я услышала это известие, надежда если не увидеть снова моего бедного брата, то хотя бы узнать правду о его смерти не оставляет меня. Надежду на лучшее, которую я храню в своем сердце, нельзя назвать пустой, ведь тело так и не было предъявлено семье. Вы всегда учили меня, что хоронить товарища, прежде чем видел его кончину, – трусость и подлость. Не следовало забывать Ваши уроки.

И все же в своих попытках выяснить судьбу Рагнара я наткнулась на неожиданное и почти непреодолимое препятствие. Старые знакомые забывали о знакомстве, должники принимались юлить и изворачиваться, болтуны замолкали, стоило завести разговор о событиях, происшедших на Маркланде в марте этого года. Я отправила больше двух десятков писем и официальных запросов. В лучшем случае приходили официальные сообщения с вежливым и уклончивым ответом.

Только Вам на Виндерхейм за прошедшие месяцы я отослала пять писем. Зная Вашу прямоту и обязательность, я не сомневалась, что получу хотя бы несколько слов, разъясняющих Ваше отношение к моим осторожным вопросам, но ответа не было, и постепенно подозрение, что Вы не получали моих посланий, переросло в уверенность.

К огромному моему сожалению, старания разузнать о судьбе Рагнара не остались незамеченными. Опасаюсь даже упоминать чин и имя человека, который приказал мне прекратить расспросы. Я дала клятву, которую он потребовал, и да – признаюсь Вам, я солгала. Оставить это дело выше моих сил. Я должна выяснить все, что возможно, о жизни и смерти своего брата.

Теперь моя карьера и честь в Ваших руках. Доверяюсь Вам, ибо всегда находила в Вас поддержку и помощь. Я полностью сознаю, сколь рискованно дело, в которое я ввязалась, и знаю, что не вправе требовать от Вас ставить на карту все, чего Вы добились за эти годы. Однако если у Вас будет возможность хоть что-то сообщить о Рагнаре, прошу и умоляю не молчать! Это известие снимет тяжкий камень с моей души и, возможно, утешит в старости наших родителей.

Остаюсь Вашей верной ученицей.

P.S. Ответ можно отдать тому же человеку, что вручит это письмо. Это друг, его имя Йолаф. Корабль, на котором он ходит, приписан к интендантской части и часто бывает на Виндерхейме».

– Ну и что нам делать, Скёггир? – задумчиво спросила Сигрид у рыси.

Большая кошка потерлась тяжелой, лобастой головой о бедро хозяйки, выпрашивая ласку.

– Долг есть долг. Так, девочка? – продолжала женщина. Изуродованная половина ее лица странно дернулась. – Наши ученики остаются нашими учениками. Знать бы еще, кто такой этот Йолаф?

Она поднесла письмо к свече и не разжимала пальцев, пока оранжевое пламя не пожрало бумагу целиком.

Вверх-вниз. Вверх-вниз. На себя – от себя. Нагнуться – откинуться.

Одежда давно была мокрой от соленых брызг и пота. Перед стартом Альдис показалось, что спасжилет болтается, и она перетянула завязки; теперь кругляши из пробкового дерева впивались в ребра. Весла, поначалу почти невесомые, налились свинцовой тяжестью…