Но они ругались. Каждый раз, получив задание, они ругались до хрипоты, до оскорблений, до невозможности вообще что-то сделать вместе. Апофеозом командной работы стала задачка по логистике, когда обе курсантки проскандалили все полчаса, отведенные на работу.

Призывы к разуму на скандалисток не действовали. Поначалу Альдис пыталась выступить арбитром и каждый раз оказывалась втянутой в безобразный спор, из-за участия в котором потом было невыносимо стыдно.

Что еще можно было сделать? Подраться с Накамурой? Альдис не питала иллюзий по поводу реакции Хитоми. Накостылять Сольвейг? Это ничего не изменит.

Оставалось выполнять задание в одиночку или в паре с Бранвен.

Полувзвод Томико еще ни разу не получал призовых баллов.

С этим надо было что-то делать.

Они добрались до финиша последними.

Выругавшись, как пьяный боцман, Сольвейг спрыгнула в темную воду, ухватила ял за корму и издевательски уставилась на Томико.

– Если достопочтенная одзёсама соизволит поднять свою задницу, мне будет легче втащить лодку на берег.

У ниронки даже ноздри побелели от гнева.

– Тащи так. Это будет твоим наказанием за медленную греблю.

– Что?! – Сольвейг выпустила край лодки и уперла руки в боки (любимая поза эрлы Ауд, между прочим). – Я гребла быстрее всех, бестолковая ты свинья, прыщ на ровном месте. Если бы кое-кто не подставлял постоянно корму волнам и не вертел руль как… (тут она использовала настолько едкое и нецензурное слово, что даже Альдис впечатлилась), мы пришли бы первыми!

«Опять начинается. И как им не надоест?»

Альдис повернулась к Бранвен и кивнула на берег. Та поняла ее без слов.

Море обожгло холодом, накатившая волна чуть не сбила с ног. Мокрый бок яла норовил выскользнуть из пальцев – действительно, не лишним было бы облегчить лодку. На вес Томико и Тьяри, например.

Над головой неслось уже привычное:

– Это ты виновата!

– Я не виновата, что ты бестолочь, не можешь выполнить простейшего приказа!

«Когда-нибудь одна из них прибьет другую и получит пинка под зад из академии. Быстрее бы!»

– Твое имя?

– Догед, сын Марха.

Могучий рыжеволосый гальт опасливо опустился в кресло. Дерево под ним крякнуло, но выдержало.

– Это нужно надеть.

– Эту штуку? – Он с подозрением покосился на предмет, который протягивал чжан в одеждах послушника.

– Да. На голову.

– Напоминает жбан, в котором тетка настаивала бражку, – проворчал мужчина, опуская на макушку усеченный металлический конус, ощерившийся во все стороны тонкими медными спицами. – Зачем все это, господин Гуннульв?

– Тебе не нужно знать зачем, Догед, сын Марха. Просто выполняй указания и через несколько часов вернешься к своей семье.

– Скорее бы уж. Три месяца не видел мою Энид.

Чжан продел кожаный ремешок в прорезь с правой стороны конуса и закрепил застежку.

Второй храмовник снял с шеи бляху из светлого металла. Сотни полированных граней делали медальон похожим на драгоценный камень. Свет растекался по блескучей поверхности, заставляя металл искрить и переливаться.

– Видишь глаз?

– Да.

– Следи за ним.

Цепочка в руках храмовника качнулась. Раз, другой. Зрачки гальта дернулись, следуя за вычерненным в центре медальона изображением глаза с ресничками-лучиками.

– Твое тело тяжелое и теплое. Руки наливаются усталостью. Веки тяжелеют. Тебе хочется спать… спать… – Вкрадчивый шепот отца Гуннульва заполнил комнату. – Твои глаза закрываются. Сейчас я досчитаю до трех, и ты заснешь. Раз, два, три…

Дыхание гальта выровнялось, голова свесилась набок, а руки бессильно опустились.

– Можешь начинать, – храмовник снова надел медальон на шею и кивнул чжану. – Фиксация на третьей строчке второй висы девятой главы Книги Катаклизма.

Лю сосредоточенно кивнул, размял пальцы. Меж его сомкнутых рук проскочила искра, затем другая. Медленно, с ощутимым усилием, словно воздух внезапно стал вязким, соматик раздвинул руки. Радужная, искрящаяся лента натянулась меж разведенными ладонями.

Комнату заполнило легкое потрескивание и запах озона.

– Я готов! – напряженным голосом выкрикнул чжан, и радуга с его рук потекла в конус.