Шрифт:
«действительно пишет “неразрешенное”, и желающие могут отыскать в его текстах пренебрежение едва ли не всеми статьями уголовного кодекса, не говоря уже о правилах политкорректности» [44] .
Что остается нашим, более осмотрительным, чем Могутин, свободным радикалам?
Уподоблять новую Россию
«глухой стене, по которой уверенно молотит боксерская перчатка. Все чисто, отморожено и конкретно» [45] .
44
«Новая русская книга», 2000, № 2.
45
«Ex libris Независимой газеты», 27.02.2003.
Живописать — вослед уже не перестроечным «чернушечникам», а разочарованно модным западным интеллектуалам — мир как бордель, нужник и тюрьму, где место художника — непременно у параши.
Восхищаться, как еще треклятые шестидесятники восхищались, Че Геварой и барышнями-убийцами из «Красных бригад». Или, из нулевого уже десятилетия, такими интеллектуал-авантюристами, как Исраэль Шамир:
«Его враги — американский империализм и компрадорская элита России, его друзья — палестинские партизаны, его цель — комунизм» [46] («Ex Libris НГ», 30. 01. 2003).
46
«Ex libris Независимой газеты», 30.01.2003. «Вот, — чуть-чуть смущаясь, подтверждает и консервативный рецензент шамировской книги «Хозяева дискурса», — такой странный симбиоз получается — с Лениным в башке и с Талмудом в руке. Зрелище, прямо скажем, не самое вдохновляющее. Но все-таки более пристойное, нежели сытый и самодовольный обыватель или трусливый транслятор “общечеловечеких ценностей”» («Консерватор», 21–27.02.2003).
Или предаваться своего рода спиритизму, вызывая то запредельное и потусторонее, то бездну, которая будто бы таится и в народной толще, и в душе каждого русского (или, если угодно, российского) человека [47] . Не случайно ведь в синодик отцов-зачинателей новейшего отечественного радикализма — рядышком с энергетически мощным Прохановым, пишущим на уровне мировых стандартов Сорокиным, жертвенным Лимоновым — все чаще помещают тишайшего Юрия Витальевича Мамлеева, в произведениях которого совсем не пахнет революцией, зато
47
«Вот вам, — говорит Дмитрий Быков, посмотрев телеверсию «Идиота», — и сущность русского выбора: либо здравомысленный либеральный атеизм — либо вера со всей ее непредсказуемостью и зверством; а синтеза никакого нет, и третьего не дано. (…) Ну и что делать человеку, живущему в такой стране? Да ничего особенного. Любить бездну. Смотреть на всех с кроткой, не от мира сего улыбкой Миронова-Мышкина, целовать, гладить и искренне гордиться, когда весь остальной мир говорит, что ты идиот» («Огонек», 2003. № 20).
«все затеяно ради того, чтобы мы, тривиальные представители “Образованщины”, могли как можно смелее заглянуть в несомненную бездну — нутро русского человека в его скрытом, “сверхчеловеческом” виде» [48] .
7
И это радует.
Хотя бы потому, что «по-хорошему кровожадные идеи» [49] Юрия Витальевича никогда, хоть тресни, не овладеют сколько-нибудь широкими массами.
48
«Консерватор», 28.02–6.03.2003.
49
Там же.
Значит, риторика риторикой, а радикальные идеи наших глянцевых мыслителей так, надеюсь, и останутся в пределах чистого художества или мазохистского жизнетворчества в пределах одной, отдельно взятой судьбы.
Впрочем, они, мыслители, не исключая из этого ряда и Проханова, похоже, и не хотят, чтобы потрясения хоть краешком задели грешную действительность. На что уж вдохновенный искатель бури Дмитрий Быков, но и тот в превосходной, кроме шуток, статье о Блоке предупреждает слишком доверчивую публику:
«И нас не слушайте, когда мы накликаем бурю или проклинаем либерализм: мы художники, а следовательно, не либералы, — но вы люди, а следовательно, не должны слушаться художников. Блок — для подростков и поэтов, для взыскующих града, для кого угодно, — а вовсе не для руководства к действию» [50] .
Поэтому и опасность, какую (см. эпиграф к статье) несут в себе свободные радикалы, угрожает не столько обществу, сколько искусству, вернее, общераспространенному представлению об искусстве.
50
Д. Быков. Блуд труда. Эссе. СПб. — М.: Лимбус Пресс, 2002, с. 105.
Она в заново воспроизводящемся и имеющем в России как минимум вековую историю противопоставлении романтического художника сытой, тупой и самодовольной толпе, то есть, виноват, нам с вами. Она, эта опасность, в плохо подтверждаемом историко-культурными фактами, но все шире и шире тиражируемом убеждении, что подлинное искусство — только и исключительно преступание нормы, всегда экстрим и обязательно провокация, хулиганство, вызов и выпад.
Тон задает, конечно, газета «Завтра».
«Если ты хочешь добиться чего-то в литературе, в массовой ли, или же в самой интеллектуальной, первым делом откажись от лживой буржуазной политкорректности, и ты победишь!» —
трубит, обращаясь к молодым писателям, Владимир Бондаренко [51] .
«Плата за недостаточный радикализм — творческая импотенция. Сильные, красивые и адекватные вещи делают исключительно экстремисты», —
убеждает кто-то из бондаренковских единомышленников [52] .
Да и издатель «Ad Marginem» Александр Терентьевич Иванов совсем не плох.
«То есть литература, на ваш взгляд, не должна быть сладким пирожным или другой “духовной пищей”, а должна быть бритвой, ножом, режущим по живому? — спрашивают у него, а он преважно отвечает: — Конечно. Только такая литература в современных условиях имеет право на существование. Все остальное, если говорить по большому счету, — несерьезно» [53] .
51
«Завтра», 2002, № 39.
52
«Завтра», 2003, № 1.
53
«Завтра», 2002, № 46.