– Что-то вроде… Летающего корабля! – заметил я.

– Иезуит действительно назвал свою идею именно так, – сказал Пеничек, показывая нам копию проекта Ланы, которую срисовал с одного из экземпляров трактата.

– И… этот корабль когда-нибудь летал? – спросил Симонис.

На самом деле, пояснил младшекурсник, описанный в «Продроме» корабль никогда так и не был построен. Некоторые полагают, что иезуит добровольно отказался от этого, поскольку опасался, что тот, кто будет управлять кораблем, подвергнет опасности свою жизнь и жизнь других людей. Лана удовольствовался тем, что представил проект на основании небольшой модели во дворе флорентийского палаццо иезуитов. Однако никто не знает, летала ли эта модель в действительности. Итальянский ученый в любом случае не был склонен к тому, чтобы строить свой корабль, поскольку был убежден, что им тут же воспользуются в военных целях. К сожалению, никому не удалось переубедить его. Из-за болезни сердца иезуит скончался в 1687 году в возрасте всего лишь пятидесяти шести лет, а открытие его так никогда и не было воплощено в жизнь.

Мы с Симонисом разочарованно переглянулись. В сообщении Пеничека была пятая доля бесполезных анекдотов и давно минувших событий, в то время как о единственном свидетельстве, которое было близко к тому, что пережили мы, он смог предоставить только общую информацию.

– Ну, надо же, чтобы мне попался именно такой глупый младшекурсник из Праги! – раздраженно проворчал грек и с наигранным отчаянием схватился за волосы.

– Последний вопрос, – сказал я, толкая локтем своего подмастерья, чтобы он не мучил бедного Пеничека без нужды. – Каким образом корабль Франческо Ланы мог повернуть в каком-либо направлении, после того как поднялся в воздух?

– Об этом в «Продроме» не написано. Говорят, Лана размышлял о системе шатунов, которые могли влиять на управление кораблем. Если он ими вообще пользовался, то только во время своего эксперимента у иезуитов во Флоренции. Однако это только разговоры – доподлинно ничего не известно.

Симонис негромко выругался, проклиная себя самого, младшекурсника и даже благородный ритуал снятия, который навесил ему глупого пражанина, словно колодку на ногу.

Студенты попрощались. Пеничек получил от Симониса приказ еще раз просмотреть собранные документы, чтобы найти в них более полезные вещи, а затем отправляться в Alma Mater Rudolphina,чтобы посетить там вместо Симониса несколько лекций, и сразу же принести ему записи в монастырь. Мой подмастерье собирался снова приступить к работе вместе с малышом: нам нужно было срочно произвести некоторые работы по прочистке дымоходов в предместьях. К сожалению, путь был слишком далек, чтобы брать с собой аббата на повозке. И мне пришлось остаться одному с Атто.

– Ну что ж, может быть, теперь мы поговорим о более серьезных вещах? – начал старик, едва остальные ушли.

Я готов был отдать все, чтобы этого разговора не было, мне и так вчера вечером пришлось бежать от аббата Мелани сначала во время репетиции «Святого Алексия», а затем в «Голубую Бутылку». Смерть Популеску тоже отвлекла нас, однако сейчас никакой возможности избежать этого не было.

Я был преисполнен решимости не дать себя вновь вовлечь в эти дела. Тысячу раз злобному кастрату обманом удавалось получить от меня то, что ему было нужно, после чего он гнал меня на все четыре стороны. На этот раз я не поддамся, его извинения не тронут меня и не убедят.

– Мальчик, мне нужно выполнить миссию.

– Это меня не касается. Это ваша миссия, не моя. Вы вознаградили меня за услуги, оказанные в Риме. Счет покрыт. Я ничего вам не должен. И я не намерен ввязываться в политические интриги. Вы – подданный наихристианнейшего короля, я – подданный императора. Я не хочу иметь ничего общего с Францией, врагом Австрии. Если я могу сделать что-то для его императорского величества, я это сделаю. Но не вместе с вами.

– Ты не доверяешь мне, – ответил аббат. – Я давно это пенял. Но разве ты не видишь, что нужен мне? И не только потому, что я стар и слеп и ни на что уже не гожусь. С твоей помощью раньше мне удавались и более сложные вещи.

– Конечно, – с сардонической ухмылкой ответил я, – однако только с помощью лжи. Вы лжете. Вы всегда лжете. Каждый раз вы действовали по своему усмотрению. Вы хорошо хранили себя и свой тайный план, не говоря мне правды. Вы всегда использовали меня как раба.

– Это неправда, я никогда не собирался делать ничего подобного! – живо возразил он.

– Однако факты утверждают обратное, синьор Атто: когда мы познакомились, я был еще мальчиком, а вы своими бесстыдными речами…

– Ты хочешь, чтобы мне опять стало плохо? – перебил меня Атто, делая трагичное лицо.

– Ах, да оставьте же вы этот пафос! – гневно ответил я, поднимаясь. – Лучше следите за тем, чтобы не пить слишком много шоколаду!

– Теперь ты за мной еще и шпионишь?

– Прекратите, оба!

То был голос Клоридии. Она, запыхавшись, прибежала к нам, держа в руках листок бумаги.

– Клоридия, не вмешивайся, пожалуйста. Аббату и мне…

– Сначала прочтите это.

Она развернула лист бумаги и протянула его мне. Это была так называемая листовка, одна из тех сложенных вдвое газет, которые появлялись нерегулярно и печатались только в исключительных случаях. Я прочел ее на одном дыхании и побледнел. Затем перевел ее для аббата Мелани. Он схватился за спинку стула, словно груз прожитых лет внезапно стал для него неподъемным.

Великий дофин, старший сын наихристианнейшего короля, был тяжело болен. В листовке не говорилось об этом прямо, однако болезнь могла представлять такую же угрозу для его жизни, как и для Иосифа I.