— Да, молодой человек, — пожилой доктор внимательно осматривал рентгеноснимок Мастаева, — ваша ситуация, как и ваша Чечня, — оба легких поражены, почти полное затемнение.

В Грозном лечащий врач сравнил этот снимок с предыдущим и тоже сделал весьма неутешительный вывод. Нужны лекарства, много лекарств. А тут выяснилось: аптеки, которые как-то еще в Чечне функционировали, теперь — даже названия не осталось. На базаре, как картошку продают только дешевые, совсем примитивные лекарства — кои с инфекцией не справятся. И запущенная болезнь Мастаева явно прогрессировала, да народные средства дали палочкам Коха бой. Это родственники Мастаева пошли на охоту в лес, и теперь дед Нажа доставляет на все отделение не только мед, маточное молочко и цветочную пыльцу, но и барсучий жир, медвежатину. Скрытно и собакой Ваху подкармливают. А вот курдюк он уже видеть не может, да пересиливает себя. И, конечно, это усиленное питание поддерживает его. Состояние его стабильное, температуры давно нет, и он даже стал немного набирать вес. Однако говорить о выздоровлении не приходится: нужны лекарства. Их можно достать только в Москве. У Мастаева в Москве особых знакомств нет, кроме как Кныш, Деревяко и ее муж — Дибиров Руслан, да бывшая жена, к которой он ни при каких условиях не обратится.

Была бы связь, он постарался бы с кем-либо связаться в Москве, но телефон в Грозном ныне — роскошь, а всеми позабытый и почти заброшенный тубдиспансер существует лишь за счет энтузиазма и патриотизма некоторых врачей, за жалкий счет больных. И здесь давно связи нет. И вот у Вахи появился шанс выйти на Москву, к нему вдруг какой-то посетитель:

— Башлам! — как обрадовался Мастаев. — Я знал, что ты живой. Так рад, — хлопая односельчанина по здоровенным обвислым плечам, Ваха, сторонясь, просто любовался ростом, мощью розовощекого крепыша. — Ты так возмужал. Воин!

— Где-то полгода назад я был здесь, не пустили, — Башлам виновато-стеснительно улыбается. — А потом учения. Я служу на полигоне в Шали. Но я справлялся у деда Нажи. А сейчас сказали, к тебе допускают. Вот и решил перед отправкой в Москву тебя навестить.

— А зачем в Москву? — насторожился Мастаев.

— Не знаю. В полной экипировке, ночью будет борт.

— Приказ или деньги сулят?

— И то, а более второе, — на последнем стал тише голос Башлама, а больной закричал:

— Не смей! Жизнью не торгуют, — Ваха схватил мощную руку Башлама и как бы для внушения тряхнул: — Ты что, думаешь в Москве и в России, под пятой которой чуть ли не полмира, воевать некому кроме тебя?

— Вот и я пришел совета спросить. Это фрукты, — Башлам кивком указал на массивный кулек в углу. — Если я нужен буду, спроси у любого гвардейца — у нас своя связь, — и, уже уходя, он на ухо Вахе тихо сказал: — Говорят, в Москве будет какая-то заварушка.

Электричество в тубдиспансере от стационарного генератора, строго по часам, днем, а вечером слушают только радио, и что сообщают: в Москве конфликт между президентом России и Верховным Советом. В город введены танки, войска. А представитель Верховного Совета России — чеченец, на его поддержку прибыли спецназовцы из Чечни. По зданию Верховного Совета в упор стреляют танки. Идет штурм.

— Да, — вслух подумал Мастаев, — здесь, в Грозном, отрепетировали, в Москве — гала-концерт. После тоже свернут демократические процедуры, завуалированно введут прямое президентское правление. А по итогам штурма составят два протокола: для прессы, а как есть — в архив, дабы, когда надо, кого надо, шантажировать, в узде держать.

— Это ты про кого? — спросили больные по палате.

— Про нас, — грустно выдал Мастаев.

— Неужто в Москве будет война?

— Тогда и нам не поздоровится.

— Не дай бог, — подумал Ваха, ведь, помимо прочего, теперь там, в Москве, живет и его любимый сын.

От переживаний за ребенка Ваха всю ночь не спал, а утром по радио новости — сдержанная радость. Конфликт ликвидирован. Вице-президент России и председатель Верховного Совета арестованы, посажены в тюрьму. Белый дом (здание Верховного Совета) от артиллерийского обстрела разрушен, пожар ликвидирован, погибло более 20 человек. «Последнюю цифру надо увеличить как минимум на порядок, — по-своему опыту делает вывод Мастаев, — и все равно хорошо, что все завершилось».

Его настроение от этой новости немного улучшилось, да тут пришла мать, очень печальная, видно, тоже ночь не спала:

— Сынок, я не хотела тебя до сих пор тревожить. Да вести и у нас тревожные: почти все прежние жители «Образцового дома» выехали, кто квартиры продал, кто обменял. Одни Якубовы остались: их сын и сейчас при власти, то был в милиции, а ныне банкир. А Бааевых все допекали, опять чуть было Альберта не выкрали. Они бежали.

— А Мария где? — не выдержал Ваха. — Она с мужем сошлась?

— Нет. Но дела у Дибировых не лучше. Викторию Оттовну и Марию просто выкинули из квартиры. Мол, Руслан в Москве, квартира служебная. А Руслан с Деревяко развелся.

— Как развелся?

— Говорят, но это слух, что Руслан в Москве совсем опустился, спился. В общем, Деревяко выкинула его из квартиры. Где-то шастает по Москве, даже адреса нет.

— А где Мария и мать? — не может Ваха сдержать волнение.

— Пока у нас.

— Уходи, — почти что прогнал Ваха мать, а сам тотчас поспешил к лечащему врачу. — Я заразен?