— А где Кнышевский?

— Не задавайте лишних вопросов. Указом президента России назначены выборы президента Чеченской Республики.

— «Итоговый протокол» готов?

— Разумеется, — перед Мастаевым положили документ. — Может, сразу подпишете или будете соблюдать формальности?

— И вам не стыдно?! — взворвался Мастаев, прочитав протокол. — Министра внутренних дел, при котором убили президента, вы не то чтобы в отставку, тем более разжаловать, вы его «за заслуги» перед Отечеством — в президенты Чечни?

— Мастаев, — Деревяко встала. — Всем известно, что вы невменяемы, так что можете говорить, что угодно. Но не более того.

— Вы хотите сказать, что у чеченского народа нет более права на выборы?

— У вас были права. Что вы учудили — всем известно.

— Это не мы «учудили», — повысил было голос Мастаев, а Деревяко приказом:

— Освободите помещение.

— Что? Вы смеете мне, в Грозном, указывать?! — он еще что-то хотел сказать, но четверо милиционеров, как он понял, чеченцев, буквально выкинули его наружу.

Мастаев ринулся на базар, купил почему-то красную краску и с революционным вызовом на «Образцовом доме» приписал «Дом проблем» — мы требуем перемен!

Тотчас в чуланчик прибыл целый взвод местной милиции. Они потребовали, чтобы Мастаев стер «свои художества». Когда Ваха отказался, то они сами это быстро сделали и пригрозили. Он не внял, ночью вновь написал «Дом проблем».

Утром его отвезли в милицию, били. Самое унизительное, что начальник РОВД — безграмотный недоучка, в его отряде, можно сказать, в подчинении воевал, а теперь по-иному выслуживается — лично да сапогом. И это не все: потребовали, чтобы Мастаев, согласно Конституции России и Чечни, достойно провел выборы.

Кто-то по обязанности на выборы пошел, кто-то по желанию, хотя все знали, что «итоговый протокол» уже из Москвы доставлен. Тем не менее никто не возмущался, никто ничего не требовал — лишь бы не бомбили!

Однако Мастаев ведь невменяемый, да и мыслит он согласно легендам, мол, он и есть тот самый мифический герой, что встанет с мечом против чудовища. Меча не было, зато и ручку Ваха в руки не взял, не подписал «итоговый протокол». А буквально через два дня, 1 сентября, в Беслане, что в соседней республике, случилась трагедия — некие боевики, которых окрестили «чеченские», захватили в школе заложников: детей, учителей, родителей.

Еще через два дня наступила кровавая развязка — федеральные войска предприняли штурм школы. Сотни убитых и раненых.

А еще через десять дней после этого президент России реформировал систему государственного устройства власти. Отменили выборность глав субъектов Федерации.

— Ну что, Мастаев, — сразу после этого позвонила Деревяко, — подписал «итоговый протокол»? Ха-ха, теперь можешь засунуть его в одно место. Тоже мне, выбирать захотел, — связь оборвалась, и через минуту вновь звонок из Москвы. Мастаев, думая, что это опять она, хотел хоть как-то ответить, а это Кнышевский.

— Ваха, срочно вылетай в Москву.

— Я такой протокол не подпишу.

— В твоем «протоколе» уже никто не нуждается. Ты что, телевизор не смотришь?

— Не смотрю. Зачем мне эта брехня?!

— Срочно вылетай! Срочно! Я тебя встречу, сам!

Мчаться в Москву он и без того хотел — сын Макажой с больной бабушкой. В таком же состоянии Мария. Но у него нет денег. Решил, в Москве попросит в долг у Башлама, в крайнем случае, у Кнышевского.

Вспомнив последнего, Ваха вдруг подумал, а отчего же у всесильного Митрофана Аполлоновича голос был такой панический. И вообще, зачем он ему нужен? Ведь выборов более не будет.

На следующее утро Мастаев решил вылетать. А тут случилось весьма неожиданное: какие-то люди, внешне даже не понять, стали сбивать изначальную вывеску — «Образцовый дом». В советское время, если делали, то основательно, долго не могут справиться, а здесь еще Ваха под боком:

— Зачем вы сбиваете вывеску? Ей почти шестьдесят лет.

— Тебя забыли спросить. Убирайся, пока ребра целы.

Чеченцы ныне, после войны, тем более те, что на госслужбе, слов на ветер не бросают. Мастаев отошел, продолжая со злостью смотреть на происходящее. В его сознании это означало одно: местной элиты, даже самой продажной, отныне в Грозном не будет; будут марионетки, назначенные из Москвы, а может, и совсем издалече. Значит, права выбора теперь не будет, будут фикция и заранее присланный «итоговый протокол».

Как протест, уже ночью Ваха среди кучи послевоенного мусора, что грудой валяется во дворе, нашел вывеску «Образцовый дом». В чуланчике ее тщательно отмыл, отполировал и, как профессиональный строитель, с пролетарской твердостью водрузил на прежнее место, снизу красным приписал «Дом проблем». И, как торжество справедливости, в подъезде обновил надпись «Мария, я тебя люблю!»

Покидая «Образцовый дом», он чувствовал себя бодро, потому что все было на положенном месте. Правда, в аэропорту, когда билет уже был в руках, его настроение стало портиться: мобильный Кнышевского все время вне зоны. И тут звонок — номер засекречен, голос Митрофана Аполлоновича надломленный, чугунно-чужой: