– Ого! Две?

– Ну, примерно две, – не без гордости произнес Костя.

– Значит, Генри Резника ты уже настиг. Так надо понимать?

– Понимай как хочешь. А лучше заведи себе достойных клиентов и сам настигай кого вздумается.

– Уже завел такого.

– Да ну! И кто же этот счастливец? Билл Гейтс?

– Не совсем, но где-то там.

Костя уставился на Гордеева своими немигающими глазами.

– Ладно, не тяни резину, рожай скорее – кто?

Гордеев снисходительно посмотрел на Булгарина, отхлебнул из чашки и четко произнес:

– Проскурец.

Лицо Булгарина на какое-то мгновение вытянулось вниз, будто в кривом зеркале.

– Какой Проскурец?

– Сам знаешь какой. Из «Интерсвязи».

– Да ну! Брось.

– Что «брось»?

Костя приблизился к Гордееву и тихо проговорил:

– Не твоего полета птичка.

– Как это не моего? Тебе одному, что ли, клифты за две штуки носить?

– Гордеев, кончай цирк. Ты же капиталистов за семь верст всегда обходил.

– Когда такое было?

– Да всегда. Ты же сам говорил, что у тебя от всех этих… как ты их называешь?

– Кого?

– Ну этих… новых русских…

– А-а, от «лавандосов».

Костя кисло усмехнулся:

– Черт тебя возьми, Гордеев, где ты только таких слов успеваешь нахвататься?

– На улице, друг мой, на улице. Слушай, вообще-то я с тобой не это хотел обсудить. Давай не будем рвать друг у друга кусок мяса. Я бы тебе этого Проскурца сам всего с потрохами отдал…

– Ну так отдай, чего му-му паришь? Я, можно сказать, только и ждал, когда его прижучат. А тут ты…

– Можешь не переживать, – вставил Гордеев, – уже прижучили. Но дело здесь не в самом Проскурце.

– А в чем?

– Понимаешь… Как бы тебе так сказать, чтобы ты все скумекал? Ко мне обратился не собственно Проскурец, я его еще даже в глаза не видел.

– А кто?

– Да погоди ты со своими «кто», «в чем». Дай договорить. – Гордеев заерзал на стуле, усаживаясь поудобнее. – Позвонила дочка Волкова. Ну, того, которого взорвали. А Проскурца теперь жучат как основного подозреваемого в убийстве. Уже обвинение предъявили. Понимаешь?

– Не-а, не понимаю. Чего это дочке потерпевшего вздумалось выгораживать потенциального преступника?

– Да потому, что Волков с Проскурцом были корешами.

– Ну и что с того?

Гордеев, нахмурившись, посмотрел на Булгарина:

– Так, я вижу, тебе с ходу ничего не втемяшишь. Ладно, объясню как-нибудь потом.

– Нет, чего уж тут, объясняй сейчас.

– Короче, ты сам все по ходу дела поймешь. Меня интересует не Проскурец, а, скорее, дочка Волкова.

Глаза Кости моментально сделались маслянистыми.

– Что – запал на девку, кобелюка? Можешь не отвечать, по глазам вижу.

Гордеев демонстративно опустил веки:

– Кто ж его знает, как оно сложится. Тут долгая история. Понимаешь, этот Проскурец ей теперь как бы вместо отца. И я ей пообещал, что вытяну его из этого дерьма.

– Я так понял, ты с ней не в первый раз…

– Угадал, – вставил Гордеев. – Мы еще в самолете спелись.

– Славно, славно…

– Слушай, Костян, мне твои консультации, если честно, в этом деле вот так нужны. – Гордеев «резанул» ладонью по горлу. – Как сало хохлу. Ты же с этими высокими технологиями на коротком поводке гуляешь, да? Расскажешь, что и как… Ну ты понял? За услуги будет заплачено из моего гонорара.

– А как же клифт за две штуки?

– Подождет. Похожу пока в том, что есть.

Гордеев пешком поднялся на пятый этаж, не дожидаясь лифта. Ему всегда казалось, что ноги надежнее техники.

Дверь открыла по-домашнему одетая Лена, а в ноздри ударил сногсшибательный запах жареной птицы. Утка, пронеслось в голове у Гордеева.

– По-пекински? – спросил он вслух.

Лена чуть заметно улыбнулась и пожала плечами:

– Не знаю. А разве не все равно?

– Старый холостяк знает толк в хорошей кухне.

Лена и Юрий некоторое время стояли, уставившись друг другу в глаза, не зная, о чем говорить.

– Где мой клиент? – прервал молчание Гордеев.

– Я здесь. – Донеслось из комнаты, и в прихожую вышел солидного вида мужчина, протягивая ладонь. – Здравствуйте. Моя фамилия Проскурец. Виталий Федорович Проскурец.

– Гордеев. Юрий Петрович, – сказал адвокат, пожимая сухую руку своего нового клиента. – Очень приятно.

За столом, разделываясь с уткой, они предпочли обмениваться несущественными пустяками, благоразумно отложив до конца трапезы обсуждение дел, ради которых они встретились.