– Да, но ведь ни КГБ, ни теперь ФСБ никаких фамилий не называет. А почему? Потому что подписанты по-прежнему у органов на крючке. С которого практически невозможно соскочить. Если человек, по своей ли воле или по нелепой случайности, был вынужден пойти на сотрудничество с КГБ и хотя бы раз настучал на своих друзей либо знакомых, его в любой час его жизни могут заставить повторить свой «подвиг» вновь.

– А эта ксерокопия действительно с документа? Не фальшивка?

– Можешь не сомневаться, Юра. Согласие на сотрудничество написано собственноручно Эдуардом Поташевым.

– А как тебе удалось это достать?

– Секрет фирмы.

– Ну а может, по-дружески?..

– Ни фамилий, ни должностей не раскрою. Скажу, что еще десяток лет назад подобное было бы просто невозможно. Но сегодня отдельные работники бывшего комитета не столь неподкупны. А многие даже сами ищут покупателей. Секреты-то хоть и устарели, однако иной раз хорошо срабатывают.

– Дорого стоило? – улыбнулся с пониманием Гордеев.

– Ты прекрасно и сам знаешь: то, что нельзя купить за деньги, можно за очень большие деньги.

– Понял. Расходы, как ты понимаешь, будут возмещены. В том случае, если удастся выиграть процесс, ну а…

– Не бери в голову. За этот ксерокс, кстати, я не платил. Просто у нас произошел обмен взаимно важной информацией. Ты, между прочим, обрати внимание на дату подписания сего документа.

– Семьдесят пятый… Точно! В этом году у Невежина с Поташевым вышла в Германии, в ФРГ, книга, которая называлась «О становлении рынка и демократии в СССР», после чего их начали вполне заслуженно считать диссидентами. А еще что есть в твоей папке?

– Я дам тебе почитать. Но многое из того, что в ней находится, ты и так знаешь. Правда, здесь более подробно. К примеру, о диссидентстве наших мальчиков. А то, о чем тебе неизвестно, могу вкратце рассказать и я, чтобы сжать время. Я о том, почему считаю, что идея ликвидации Перетерского и захвата фирмы принадлежит в первую голову генералу Орлову.

– Абсолютно не возражаю, если твой рассказ сократит нам время.

– Тогда послушай… Ты, я надеюсь, в курсе того, как в СССР боролись с инакомыслием?

– Можешь не спрашивать.

– Да, конечно. Диссидентов подвергали репрессиям, объявляли сумасшедшими или заставляли публично отрекаться от своих взглядов. Однако, как ни странно, Невежина с Поташевым это не коснулось. Их не посадили, не заставили лечиться в дурдоме, и от своих воззрений они ни по чьему приказу не отказывались. Интересная деталь? А все потому, что чекисты считали ребят способными людьми. Перспективными экономистами. Немного, правда, подергали, но позволили поступить в аспирантуру, закончить ее и даже защититься. Так все выглядело внешне. В общих чертах. Мы к этому вернемся. А дело в том, что, когда книга вышла в «Посеве», когда резонанс, вызванный ее выходом, докатился до Москвы, Пятое управление немедленно взяло авторов в оборот. Их вызывали на Лубянку, с ними обоими работал один следователь, мужик, по общему убеждению, способный, хороший психолог. Что за вопросы им задавали, объяснять не надо. Каким образом переправили рукопись? Кто указал канал переброски? Почему именно в «Посев»? Наконец, кто подбросил такую тему? Кроме политики у них пытались узнать какие-либо фамилии соучастников. Даже предложили написать другую книгу, противоположного характера, или же публично отказаться от своих ошибок. Грозили разными карами и одновременно склоняли к сотрудничеству. Обработка была умелая, но парни честно говорили, что взглядов менять не собираются, и приводили в свою защиту вполне достойные аргументы, которые неграмотным в экономическом отношении чекистам крыть было попросту нечем. Значит, с одной стороны, был продемонстрирован юношеский максимализм, а с другой – работал опытный психолог. И он оперировал такими перспективами для молодых ученых, которые в конце концов подготовили почву для согласия на дальнейшее сотрудничество. У одного из них, заметь!

– Ты имеешь в виду Поташева?

– Именно! И его письменное согласие ты только что читал. Но о том, что Поташев дал подписку, никто, разумеется, не знал – ни Невежин, ни кто-либо из общих знакомых. Вот поэтому к обоим авторам и была применена одинаковая система наказания. Довольно-таки мягкая. Их публично побичевали, для острастки исключили из комсомола. На чем все и завершилось.

– Ага, и никто из диссидентов ничего не мог понять, зато и подозрений ни у кого не возникло, – покачал головой Гордеев.

– Абсолютно верно. Но не забывай, что в ту пору в трудовых коллективах, если говорить об идеале КГБ, предполагалось наличие как минимум двух стукачей. Они могли фрондировать, высказывать крамольные мысли, провоцируя товарищей, они, не зная при этом друг друга, в смысле принадлежности к отряду стукачей, нередко доносили друг на друга…

– И тем самым доказывали шефам свою лояльность!

– Вот именно. Теперь ты представляешь, что должен был думать о Невежине Поташев? Уж кому, как не ему, и знать-то было характер Федора, который был действительно максималистом и ни на какие уговоры, конечно, не поддавался. А сам Поташев принял протянутую КГБ руку. И даже пострадал так же, как и его товарищ. Для видимости.

– Если это так, то Поташев мог подставить Невежина не только из-за денег. Это могла быть и застарелая месть предателя…

– Разумеется, Юра!

– Тогда своеобразной местью можно назвать и то, что Поташев выдал за Невежина свою любовницу. С которой, кстати, потом продолжал постоянно встречаться. А объяснил ей свой поступок тем, что был просто вынужден в силу драматических обстоятельств жениться на дочери Орлова. Вот уж истинно – красиво жить не запретишь!..

– А между прочим, к твоему сведению, Поташев и не очень-то лукавил. Его жизнь в тот момент, Юра, действительно была под угрозой.