– Может, ему какую-нибудь операцию сделать? Приставить как-нибудь крылья? – робко подала голос Зарена Ильинична.

– Да нельзя, нельзя им ничего приставить! Мозги им надо приставить! Вон, смотри! – он включил звук в телевизоре и швырнул пульт на диван. Переключалка неловко слетела на пол и покатилась по линолеуму, не к месту весело крутясь. Как раз кстати президент, сурово грозя пальцем, выговаривал:

– Крылья, точнее, их отсутствие, не должны быть причиной какой-то чудовищной дискриминации. Нам не нужна, подчеркиваю, не нужна гражданская война, война своих против своих. Ведь бескрылые граждане – не только такие же равноправные жители нашей страны, но они такие же русские. Я думаю, что мы должны более толерантно относиться к жертвам страшной трагедии, которая вдруг разделила вчерашних братьев на крылатых – и бескрылых…

Зарена Ильинишна осторожно подняла пульт и выключила телевизор. Президент мгновенно сжался в маленькую точку и потух. Ватное молчание неуклюже поползло из уснувшего экрана, тотчас же набив рты зареванной Светы и ее родителей.

Вапаев встал в середину комнаты, чтобы ничего не задеть, и осторожно расправил свои крылья, крепкие и мускулистые, еще не начавшие покрываться жирком, несмотря на сидячую работу.

– Вот, глянь! И без этого ты хочешь оставить и детей своих и внуков! Да?

– Ну пап…

– Что ”ну пап”?! Да, и еще. Ты забыла, что теперь сама только пешком будешь передвигаться! Да? И теперь на верхние ярусы – с мужем ты уже не взлетишь, он летать-то не может! И в компанию ни одну приличную – все! – путь закрыт! Если только мужа за подмышки поднимать будешь! Да? Да еще, жить, говоришь, у него будете. Это наверно, в ”общежитии для ползунов”, да? Там-то верхних входов нету! Что, будешь по лесенке подыматься?

Ладно, самой-то уже по хрену, по-русски сказать, все, так ты о детях хоть подумай о своих! Да и о нас тоже! Вот как хорошо! Кому скажешь: дочь замуж вышла! За кого? Да за бескрылого! В ”ползуновской общаге” живут! Да засмеют же!

Света прекратила рыдать и только неритмично хлюпала. Вапаев уже подумал, не перегнул ли он палку.

– Ну, ладно. Запретить мы тебе, конечно, ничего не можем. Но знай, что я – против! И всегда буду против.

– Дочка, - добавила Зарена Ильинична, - ты хоть понимаешь, на какой сложный и опасный путь встаешь? Сама, по собственной воле? А учти, когда замуж выйдешь, это же не игрушка. Это на всю жизнь надо, а не так, чтобы поиграла – и домой.

– Да! – подтвердил Аполлон Иванович. Он опять начал яриться. – Да! Что, хочешь, вон как Исаевых дочка, да? Два месяца пожили – и на развод?

Света вскочила, концы ее девичьих крылышек гневно затрепетали.

– Все это я знаю! И ничего этого не боюсь! Трудности? Пусть трудности! Я, мы преодолеем все трудности! И любовь наша нам будет только помогать!

– А это? Ну, что там преследования всякие? – Вапаев тыкнул пальцем в серый экран, - будут-то не только мужа твоего гонять. Думаешь, тебя помилуют? Вон, вчера только показывали, погром-то в Питере как устроили?

Света тяжело вздохнула.

– Если совсем вдруг плохо станет, поедем в деревню к его родителям. Там бескрылых никто не трогает.

– В деревню? Что ты там делать-то будешь? Ты ж корову от лошади не отличишь!

– Я научусь. Я всему научусь.

Вапаев, махнул рукой и плюхнулся на диван.

– Ты хоть понимаешь, нам-то сейчас каково? Это все! Считай, дочь потеряли! Раз – и все. Даже в гости к тебе не слетаешь, там-то, в общагах да деревнях твоих, крылатых тоже не особенно жалуют. Да и ходить-то мы с матерью уже далеко не сможем.

– У Димы машина есть…

– Еще чище! На машине ездить на старости лет-то! Бог не дай, кто увидит: Вапаев, скажут, с женой в автомобиле ездит! Тьфу ты!

– Папа, ну хватит! Мне и так сейчас плохо, а ты вообще, что ли, хочешь мне все сердце разорвать?

– Ты нам уже разорвала, все что можно. Хватит, главное! Это что ж, получается, все, да? Тебя от нас как кусок пирога, отрезал да сожрал Дима твой?

– Папа! Не говори так! Он – мой будущий муж и я его люблю. Ты, вообще, пап, что, хочешь меня обидеть?

– Да не хочу я тебя обидеть. – И Аполлон Иванович вдруг почувствовал над кадыком огромный кусок непроглоченного яблока, глаза вероломно мигнули, готовые вот-вот выпустить жемчужную каплю. – Мы же любим тебя, Светлана!

– Дочка, - Зарена Ильинична уже начала всхлипывать, - мы ж тебя вырастили, вынянчили… а ты вдруг – так вот… улетаешь от нас… неожиданно так…

– Не надо, мама, - Светлана тоже, в унисон с матерью громко ахнула слезами, - ну что вы так…

– Ладно, Зоря. – Вапаев наконец взял себя в руки. – Хотите жить – так живите. Хотя мы против. И кстати, по поводу знакомства. Сюда твой жених подняться не может, я на лебедке его поднимать не собираюсь. А мы с матерью в общагу тоже не полетим, чтоб по лестнице шлепать. – Он раскрыл шкаф и вынул из деревянного сундучка топорик, которым его благословил на свадьбу отец, дед Светланы. – Как тут вас благословить? Бескрылого? Топор-то треснет пополам! Скажи Диме своему, что дай бог ему удачи. И тебе тоже. – Он положил секирку обратно в сундучок.