— Войска много на вас навалилося, — спокойно ответил он. — Болотникова из Котлов в Коломенское погнали и сюды пришли. Тут в Заборье и Шуйский Иван, царя братан, и племяш царя Скопин-Шуйский, и Туренин князь, и иные прочие. Где вам супротив их устоять было!

— Шо вирно, то вирно! — Федор улыбнулся и тут же стиснул зубы от боли в раненой руке. — Ну, чертяка с тобой! Ходь от мэнэ! Помни Хведора Гору. Хлопцы, по коням!

Казаки умчались как вихрь. Улыбаясь, стрелец пошел назад.

— Слава тебе, господи! Казачина милосердый попался. Токмо в голове гудит от чекана его.

Часть казаков засела в Заборье за избами, за завалами из телег, саней, бревен и отстреливалась. Осаждающие привезли в деревню пушки, направили их на казаков. Те растерялись.

— Браты, плохо дело!

— Супротив наряду не устоять, в клочья разнесут, токмо мокро место останется!

— Сдаваться не миновать!

Выслали к врагам глашатая. Тот громко кричал, махая белой тряпкой:

— Сдаемся, ежели перед иконой поклянетесь, что помилуете нас. Не то станем биться до остатнего!

Часа через три от самого царя пришел им ответ: «Сдавайтеся! Вот вам крест и пресвятая богородица, что вас помилую».

Казаки сдались.

В Москве, на Ильинке, рыжий, брюхатый дьяк читал с крыльца боярских хором новую грамоту царя о том, что вор и богоотступник Ивашка Болотников «со своими мерзостными единомышленниками» разбит ныне окончательно, бесповоротно и бежит навстречу гибели своей… Радуйтесь, дескать, и веселитесь христиане православные, яко мзда ваша многа на небесех, а животу ликование.

Дьяк читал грамоту несколько раз, а народ подходил, слушал и уходил.

Несколько мужиков с котомками за спиной постояли, опершись на посохи. Потом пошли. Один из них недоверчиво заговорил:

— Так-то оно так! Везде ныне по Москве грамоты читают. Правда ли, неправда ли, кто их разберет.

Другой, помоложе, отозвался:

— Дядя Архип! Врут, идолы, почем зря! Болотников беспременно в ином месте явится!

Войско народное, миновав Серпухов, шло вверх по Оке, к Калуге.

Подошли к городу.

Множество народу глядело со стены острога на приближающихся повстанцев.

Всадник в шишаке, в желтом полушубке остановился у острога, закричал:

— Э-ге-ге, калужане! Принимайте!

— А кого принимать?

— Рать народную, большого воеводы Ивана Исаевича Болотникова.

На стене и у ворот не было никого ни от воеводского двора, ни от земской избы, ни от церковных властей. Распоряжался сам народ калужский.

Выступил вперед пожилой человек в овчинном тулупе. Снял шапку, степенно ответил:

— Коль Болотников, большой воевода, то пустим!

Со стены замахали шапками и закричали:

— Пустим!., пустим!..

Особенно орал седой как лунь старик. Длинная борода его развевалась по ветру.

— Знакомец наш Болотников! Пустим, пустим! Мы, люди посадские да мужички черные, своих богатеев повыгребли: кои стрелены, кои в прорубь на Оке сажены. Болотникова желаем! Обороняй нас от Шуйского!

Заскрипели отворяемые ворота. Рать потянулась в город. Впереди появился Иван Исаевич, в шлеме, черном полушубке, на черном коне.

По Боровскому большаку скакал всадник, издали махая красным платком. Болотников со свитой остановились. Подъехал бородатый донец с пикой.

— Ты что, казак?

— Вперед, воевода, до тебя послан атаманом Юрием Беззубцевым. Встречай! Вон и они!

Из леса показались конные отряды. Впереди ехали Федор Гора и Юрий Беззубцев. У Федора рука была на перевязи.

— Воевода и иные прочие, бувайте здоровеньки, — забасил он. — Сеча гарна у Заборьи…

Федор побледнел и пошатнулся на коне. Беззубцев заботливо поддержал батьку и стал докладывать:

— Был бой в Заборье с царскими войсками. Мы вот прорвались, а много войска там осталось. Должно, перебьют их.

Болотников помрачнел. Подъехал к Федору:

— Ты, друже, ранен?

Федор усмехнулся:

— Трохи, трохи!

— Беззубцев, вези его в город, смотри, чтобы он с коня не свалился. Езжайте все в острог.

Невесел был Иван Исаевич, глубокая складка залегла меж бровями. «Одно из двух, — думал он, — казаков в Заборье полонят или перебьют. Твой ныне верх, царь! Постой, бой с тобою еще не кончен, шубник!»