При этом вопросом: «Как всё могло быть при Берии во главе СССР?» задавались и задаются очень разные люди. Для того же, чтобы давать на такой вопрос обоснованный ответ, необходимо вначале посмотреть — как разворачивались события в СССР после смерти Сталина тогда, когда Берия реальнобыл одним из высших руководителей страны? Ведь вектор, как говорится, возможных собственных реформ Берия обозначить сумел. По тому, как он начал, можно было вполне судить и о том, как и чем он продолжил бы…

Так как же реальный Берия начал действовать в стране, живущей уже без Сталина? Куда указывал «вектор Берии» 1953 года — вверх, вниз, вправо, влево?

До 6 марта 1953 года все инициативы и замыслы Берии должны были пройти обязательную апробацию у Сталина. Теперь Сталина не было, и место дирижёра управленческого ансамбля СССР оказалось вакантным. Кто-то должен был подхватить выпавшую из рук Сталина «дирижёрскую палочку», и хотя формально её получил не Берия — о чём ниже, самим ходом событий определился тот несомненный факт, что обновлённые партитуры для управленческого ансамбля СССР способен писать лишь Берия.

И он их тут же коллегам по «ансамблю» предложил. Причём инициатив, выдвинутых Берией, хватило бы на всех остальных — так энергично начал действовать Лаврентий Павлович в условиях, когда эффективность его идей оценивалась отныне не Сталиным, а самой жизнью.

Но положительными ли — объективно — были тогдашние усилия Берии? Как ни странно, даже самые большие ненавистники Берии, изображающие его в виде монстра, не могут отказать ему в положительном потенциале деятельности весной и летом 1953 года.

Вот, например, современный официозный профессор-«историк» В. Наумов. В своей статье «Был ли заговор Берии?», опубликованной в № 5 журнала «Новая и новейшая история» за 1998 год, он писал, что «ряд современных авторов, выступая против штампов советской (точнее было бы сказать «хрущёвской». — С. К.)историографии, положительно оценивают деятельность Берии после смерти Сталина…»

Наумов также пишет, что действия Берии «трактуют как первую попытку десталинизации и… первые шаги к оттепели».

Ещё до профессора Наумова Александр Фролов опубликовал в 1992 году в «Советской России» статью с характерным заголовком: «Неизвестная перестройка. 113 дней из жизни «верного ученика и ближайшего соратника».

Фролов в отличие от экс-коммунистов типа Наумова был и остался коммунистом, и он в небольшой, но ёмкой публикации отметил все положительные и назревшие инициативы Берии после смерти Сталина, которыми Берия, по выражению Фролова, «фонтанировал». Однако в феномене Берии Фролов разобрался не до конца — да тогда это и сложно было сделать, время тогда ещё не пришло для качественного всестороннего анализа деятельности Л. П. Берии.

Так, Фролов упомянул практически все «послесталинские» действия Берии, но утверждал, что «бериевские «либерализация», «деполитизация», «национальное возрождение» и «новое мышление» явно имели двойное дно…»

И вот тут автор «Советской России» явно ошибался, начиная с того, что понятия «либерализация», «деполитизация», «национальное возрождение» и «новое мышление» — не из словаря Берии. Это — ложные фетиши горбачёвской «перестройки», метко названной «катастройкой».

И вот как раз горбачёвская политика имела двойное дно, в котором скрывались до поры до времени развал СССР, реставрация капитализма и деградация России и Советского Союза.

У деятельности же Лаврентия Павловича Берии двойного дна не было.

А что было?

А были как раз те «Сто дней», о которых писали многие (и я в том числе) и которые нам будет нелишним окинуть внимательным взглядом ещё раз.

Напомню, что само понятие «Сто дней» изначально относилось к краткому периоду деятельности Наполеона как императора Франции от его бегства в 1815 году со средиземноморского острова Эльба на материк, во Францию, и до поражения под Ватерлоо и вторичного, уже окончательного, отречения.

Позднее понятие «Сто дней» приобрело характер нарицательного и стало означать начальный период деятельности того или иного политического деятеля после его прихода к власти легитимным или не очень легитимным путём.

При этом показательно вот что…

Хотя формальными руководителями СССР после смерти Сталина стали Председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ворошилов, Председатель Совета Министров СССР Георгий Маленков и секретарь (с осени 1953 года — Первый секретарь) ЦК КПСС Никита Хрущёв, никому и никогда не приходила в голову мысль говорить о «Ста днях» кого-то из упомянутой выше троицы.