Шрифт:
«Один вероятный свидетель есть, – подумал Саблин. – Только вероятный, да и то с оговорками. Надо искать».
Глава вторая
Утром, сменившись с дежурства, Саблин поехал на ипподром: все-таки шанс опознать убитого. Стоило подождать сводки происшествий: вдруг да появится пропавший без вести. Хотя тут ждать можно было долго: а вдруг у убитого родственников нет? А вдруг он пенсионер, на работе его не хватятся?..
Однако результат обнаружился уже в канцелярии ипподрома.
– Наш конюх, Ефим Ильич Колосков, – сказала, едва глянув на карточку, секретарша. – На работе его, кажется, нет. Может, заболел? Справьтесь у конюхов…
В первом же тренотделении, куда заглянул Саблин, все подтвердилось.
– Наш, Ефим, – сказал один из конюхов, седой высокий старик. – А почему он так голову запрокинул?
– Мертв, – ответил Саблин.
– Не может быть! Я же его вчера здоровым видал, живехоньким…
– Когда?
– Говорю: вчера. Утром. С шести часов здесь торчали.
– А в два часа его убили, – сказал Саблин. Здесь он мог раскрыться: убили не на ипподроме, а в шести километрах отсюда.
– С кем он ушел? – продолжал Саблин.
– Сейчас узнаем. Володька! – крикнул первый конюх.
Из третьего стойла выглянул лохматый парень лет девятнадцати в клетчатой ковбойке и джинсах, заправленных в резиновые до колен сапоги.
– Чего? – спросил он недовольно и не отходя от двери. Оттуда пахло сеном, конским потом и неубранным вовремя навозом.
– Тебя участковый требует. Допрашивать будет, куда ты Ефима дел?
– Ходил я к нему в обед, – сказал парень, по-прежнему не двигаясь с места. – Дома его нет, и дверь на замке. А за что это меня допрашивать собираются?
– Я не ваш участковый, а инспектор уголовного розыска, – представился Саблин. – И никого допрашивать не буду. Просто спросить хочу кое-что, потому что веду дело об убийстве вашего товарища по работе, Колоскова Ефима Ильича.
Володька подошел ближе, растерянный и недоумевающий. Сообщение Саблина его потрясло. Он даже ни о чем не спросил. Спросил первый конюх:
– Где же это его прихлопнули?
– Извините, товарищи, – сказал Саблин, – спрашивать буду я. Вчера с утра Колосков был на работе. Когда же и с кем он ушел?
– После полудня его не было, – ответил уже Володька. – А ушел он один. Он всегда один уходит. Ни с кем не общается.
– Значит, и друзей у него не было?
– Нет, – ответили оба.
– Ни в одном тренотделении, – добавил Володька. – А со мной вообще не считался. Командовал, как в строю.
– А почему ему тобой не командовать? – сказал первый конюх. – Кто ты есть и кто он? Лучшим конюхом считался. И, честно говоря, по справедливости. Призовых лошадей вырастил: и Жар-птицу и Воронца. В этом году Огонька в дербисты вывел. Не дружил с ним, а скажу: не зря его из Одессы выписали.
– Ну, допустим, друзей не было. А врагов?
Конюхи, вспоминая, переглянулись. Помолчали.
– А из-за чего враждовать-то? – пожал плечами старик. – «Козла» с ним не забивали, на троих не соображали, детьми не роднились. Да и не было у него детей-то. И ставку одну получал. Старый человек, тихий, неразговорчивый Никого не обидел, никому не грубил. А Володькой командовать умеючи надо: парень задиристый.
– Где вы были вчера после обеда? Скажем, от часу до двух? – спросил Володьку Саблин.
– Весь день в стойле был. Как и все здесь.
– Что верно, то верно, – подтвердил старый конюх. – Может, из Одессы кто?
Саблин насторожился:
– Что – кто?
– Приезжали как-то разок, другой. Наездники приезжали. Вы к главному зоотехнику наведайтесь.
– А из наездников кто с его лошадьми работает? – Саблин прежде всего искал внутренние связи, внешними займется потом.
– Сейчас Плешин Михаил Иваныч, – охотно откликнулся конюх. – Он и Фильку и Огонька тренирует. С одной конефермы жеребцы. Призовые.
Еще одна линия, задумался Саблин: наездники, жокеи, конефермы, аукционы, лошади. Но раздумывать долго было нельзя. Спрашивать надо, пока отвечают с готовностью. Он и спросил:
– А где мне повидать Плешина?
– В больнице он. Пятьдесят первая, – подал голос Володька. – Аппендицит у него.
– Давно лег?
– Третий день уж лежит.
Придется поехать, решил старший инспектор. Но еще на ипподроме не все было закончено. Он записал фамилии опрошенных и пошел через поле к трибунам.