Вот представьте себе огромную разлапистую сосну, чтобы ветки – в полнеба. Представили? А теперь вообразите, что такая сосна – и разлапистая, и кряжистая – помещается в цветочном горшке. Во какие сосны росли на клумбах!

Сквозь открытое окно из двери сарая – или домика – доносились неясные звуки, треньканье.

Как видно, спина там что-то искала, но никак не могла найти.

И вдруг я увидел у стены сарая самый настоящий велосипед! Не велосипед – мечта! Взрослые на таких не ездят. Такие велосипеды делают за границей специально для пацанов, как я. Таким велосипедом я всю жизнь бредил. А тут – стоит себе и поблескивает на солнце.

Я засмотрелся на это чудо на колесах, но тут спина сделала резкое движение, и я быстренько спрятался за занавеску. Не хватало еще, чтобы решили, будто я подглядываю.

В этот момент я почувствовал, что продрог. На улице, должно быть, стояла жара, а здесь было прохладно… я бы даже сказал, очень прохладно, особенно если ты только что вылез из-под теплого одеяла.

Я хотел поскорее натянуть на себя свои старые шмотки. Не тут-то было! На кресле лежали новенькие брюки и рубаха, не мои. А моих нигде не было. Я даже растерялся сначала. Не выходить же мне из комнаты без штанов, а чужие – они мне не нужны, я же не рэкетир какой-нибудь.

Я обошел все углы и даже заглянул под кровать, – нет штанов, и все тут! Ничего не оставалось, как примерить те, которые в кресле.

Ух ты! Оказалось, и штаны, и рубаха были мне как раз впору.

Я и так покрутился перед зеркалом, и эдак, – ну просто еще скрипочку в руки, и перед вами круглый отличник-хорошист Борька! Я засмеялся, подмигнул сам себе, и в этот момент дверь вдруг отворилась, и я остался стоять перед зеркалом, как девчонка, не успев отскочить. Когда я снова поглядел на себя, то уже был красный, как вареный рак, и даже еще краснее.

Короче, в комнату вошла какая-то тетка с высокой прической и в переднике. Она сказала мне:

– Доброе утро, – и стала перестилать кровать.

Вот это да! Я, конечно, знал, что у богатеев есть слуги, которые им готовят еду и стелят постель, но никогда не мог даже представить, что когда-нибудь и за мной будет служанка постель убирать.

Это было совершенно офигительно, скажу я вам. Я стою в новеньких чужих брюках перед зеркалом во всю стену, а взрослая тетенька перестилает за мной кровать. Обоссаться, как интересно!

– Завтрак на столе в гостиной, – сказала она и улыбнулась мне.

Ничего себе: завтрак на столе!…

– А где мои штаны? – спросил я.

– Выбросила.

– То есть как – выбросили?! – возмутился я. – Как это – выбросили?! А кто вам разрешил мои вещи выбрасывать?!

Она опять улыбнулась как ни в чем не бывало.

– Эдуард Николаевич распорядился.

– Пускай свои штаны выбрасывает, а мои нечего было трогать!…

– В этом доме, – спокойно сказала она и посмотрела на меня так, что я даже поежился: как будто учителка из старших классов, когда застукает с сигаретой в сортире, – в этом доме все решает Эдуард Николаевич. Что трогать, а что выбрасывать… и так далее.

– В чем же я домой пойду? – растерялся я. Как видно, моих старых штанов мне теперь не видать как собственных ушей.

– Куда? – удивилась тетка.

Глухая, что ли?

– Домой! – рявкнул я. – К папе и маме.

Я ей соврал, как вы понимаете, – и про дом, и про папу с мамой… но уж больно хотелось сказать ей какую-нибудь гадость, чтобы вывести из себя, а то какая-то невозмутимая она, прям столб в переднике.

– Эдуард Николаевич сказал, что пригласил тебя пожить здесь.

– Ну и что?

– Если Эдуард Николаевич сказал, значит, домой ты пока не пойдешь.

– Вот еще! – хмыкнул я.

Тетка внимательно посмотрела на меня, а дальше, пацаны, такое случилось, что не поверите. Как она ухитрилась – не знаю, она как-то кошкой ко мне подпрыгнула и – раз-раз-раз! – я уже голый. Обоссаться, да? А она только в спину меня подтолкнула:

– Пойди помойся, чучело. А потом – завтракать.

Честно, я не обиделся. Она – тетка ничего.

Ну, там про ванную, полотенца разные, шампуни-хренуни рассказывать не буду. Но вода после меня была – мрак. А я после нее – блеск. Ну, я оделся, причесался и отправился поедать вкуснотищу, которая стояла на столе на подносе. Здесь были хрустящие поджаренные хлебцы с растекшимся горячим сыром, апельсиновый сок, ананасовые дольки, яичница со здоровенным куском зажаренного то ли сала, то ли мяса с салом, я такое не пробовал. Ну и каша – что-то вроде «геркулеса», только вкуснее. И с сахаром. Короче, я набил желудок и подумал, что пора и честь знать.

Но не успел я подойти ко входной двери, как, откуда ни возьмись, вновь появилась тетка в переднике и сказала, что Эдуард Николаевич уехал и просил, чтобы я чувствовал себя как дома и никуда не отлучался.

– А во двор выйти можно?

– Если погулять, то да, – сказала она и ушла.

А что еще во дворе делать, если не гулять, спрашивается?

Пинчер вылез из конуры и угрожающе зарычал, скаля зубы, едва я показался на крыльце. Я высунул язык, что, кажется, его еще больше разозлило, и так и остался стоять с высунутым языком, потому что закрыть рот у меня не было сил.