Слова печальны и просты,

Не хочет сердце слов заумных.

Да и к чему? — поля, кусты,

Полоска облаков чугунных…

Унылый снег опять идет,

Привычной болью сердце вяжет.

Не каждый этот край поймет,

Не каждый путь в него укажет.

Mahrisch Trubau, 1929

«Были очень детские мечты…»

Были очень детские мечты,

Были нежность, дерзость и тревога,

Было счастье. И со мною — ты:

Было все, и даже слишком много.

Было нам по восемнадцать лет.

Нам казалось, это будет вечно.

Но растаял даже легкий след,

Точно утром Путь растаял Млечный.

Я уже не плачу о былом,

Видно, так угодно было Богу,

Чтобы с каждым часом, каждым днем

Мы себя теряли понемногу.

«Я стал теперь взрослее и скромней…»

Я стал теперь взрослее и скромней,

Но в сердце те же розовые бредни.

Воздушный замок грудою камней

Лежит в пыли, не первый, не последний…

И так идут короткие года,

Года, что в жизни лучшими зовутся…

И счастье в двери стукнет лишь тогда,

Когда «войди» — уста не отзовутся.

«Только утро любви не забудь…»

Только утро любви не забудь.

И. Анненский

Только утро любви не забудь,

Только утро — как нищая в храме,

Мы, внезапно схватившись за грудь,

Ничего не увидим за нами.

Будет серая тьма жестока,

И никто нам уже не поможет,

Лишь прохожий, что два медяка

На глаза, а не в чашку положит.

«Сколько лет безжалостно убито…»

Сколько лет безжалостно убито,

Но о прошлом больше не жалей.

Голубое небо приоткрыто

Изумрудной россыпи полей.

Стану снова радостным и новым,

Перейду зеленую межу.

Никого на свете честным словом

Я теперь напрасно не свяжу.

Каждый нынче весел и свободен,

Каждый в теплом ветре обновлен.

В эту землю, в этот Дом Господень.

Я опять без памяти влюблен.

«Снова воздух стоит на меже…»

Снова воздух стоит на меже,

Снова полдень не двинется в небе,

Темно-синие звезды уже

В золотистом рассыпались хлебе.

Мой любимый цветок — василек.

Я люблю только небо да поле.

Снова камень от сердца отлег,

Хоть оно, как и прежде, — в неволе.

Так часами лежать и лежать

Под широким парчовым отлогом,

Скоро месяц опустится жать

Васильки загоревшимся рогом.

Ибо в небе услышали весть,

Что небесных волшебней и краше

На земле звезда синие есть,

Деревенские, скромные, — наши.

«Есть тишина, которой не смутить…»