Тотчас же заорали автомобильные гудки, сработали от взрыва системы сигнализации. А за окном уже поднимались клубы ядовито-черного дыма.

Вот теперь все запоздало кинулись к окнам. Два этажа здания напротив чернели провалами выбитых окон. Ближе к проезжей части, выбрасывая вверх вместе с дымом длинные языки пламени, горел развороченный автомобиль. Пламя перекинулось еще на два, стоящих спереди и сзади него. Суматошно суетились люди, из проходной Генпрокуратуры бежали охранники в сером и милиционеры с баллонами огнетушителей.

Меркулов странно расширенными глазами оглядел своих товарищей, потом посмотрел на стол, где уже перемотал пленку магнитофон, и опустился на ближайший стул.

– Может, не он? – ни к кому не обращаясь, спросил Турецкий.

– Думаю, тут ошибки быть не может, – мрачно возразил Грязнов. – Пойду узнаю…

– Саня, ты понял, что они сделали? – тихо спросил Меркулов. – Они же просто плюют нам в глаза. Они нас ненавидят и ничуточки не боятся. Я не беру своих слов назад, гнида гнидой и останется. Но я не могу им позволить… нет, не могу! Если… ты понимаешь? Немедленно возбуждай уголовное дело. И вот тебе первое свидетельство… – он указал на магнитофон.

– Я пойду, Костя, – сказал Турецкий.

– Да… Ты говорил: Платонов тебе нравится? Подключай. Бери кого хочешь. Вячеслав поможет, я скажу…

На лестнице у выхода Турецкий встретил возвращающегося Грязнова. Тот посмотрел, молча кивнул.

– Приказано возбудить уголовное дело, – вздохнул Турецкий.

– Поздравляю, – без всякого выражения ответил Грязнов. – Вот она – цена признания.

А Турецкий добавил:

– Запоздалого…

«Не забудь, – говорит, – наказать того, кто плохо выполнил поручение!… Надо же, умный какой! А как его достанешь, если он за семью замками, в Бутырках?…»

Так размышлял Алексей Грызлов, вспоминая последний разговор в Успенском и злясь на свое бессилие так поставить, чтоб все они там запомнили – враз и надолго. И Олежка Авдеев, будь он хоть трижды родственником бывшего босса из КГБ, и его «грызун» поганый, «апельсин» Гоги Чартхилава, в недавнем прошлом – ментовская шишка из Грузии, который все вокруг Отарика ошивался, пока того Валерьян, как братва звала Сашку Солоника, не пришил. Или кто-то из Сашкиных подручных.

Этим легко базарить не по делу. А Сенька Хмырь – в крытке, не подберешься…

И Леха Синий решил, что надо будет «выстричь» у таганских авторитетов, имеющих свой интерес в Бутырках, кто из мокрушников парится сейчас на хате, а после, вместе с гревом, маляву кинуть. Про то, что Хмырь скурвился и какого наказания от честных воров заслуживает. Замочат за милую душу, и не отмажется Сенька, и так много на нем висяков…

Грызлов сидел, развалясь, на заднем сиденье силинского «мерседеса», на номере которого были выбиты цифры и трехцветный флажок одного из депутатов Госдумы от партии либеральных демократов. За хорошие бабки эти новые сами и на передок привинтят, и в случае крайней нужды базар с ментовкой устроят. Так что, можно сказать, не без удовольствия пользовался теперь щербинский уголовный лидер шикарным транспортом покойника, зная, что патрули меньше всего желают на свою шею связываться со скандальными депутатами.

В самом деле, хороша машинка, дует как по маслу. Рюмка коньяка, стоящая на откинутой крышке мини-бара, устроенного в спинке передних сидений, даже не шелохнется. Истинным хозяином чувствовал себя в этой машине Синий.

Впереди, рядом с водилой – Витьком Шишкой, парнем злым и постоянно озабоченным, сидел Игорь Кирюхин, Кирюха, бывший телохранитель силинский, «личка» его. Кирюха по-прежнему пахал в «Вихре», откуда его в свое время и взял Силин. Теперь вернулся к своим, охранял до ментовского налета южнобутовскую базу. Тот следак, что командовал шмоном, Кирюху вызывал, пробовал брать на понт, но парень отмотался, алиби, по-ихнему, представил. Мол, уволился он еще перед отъездом шефа в загранку, а где был потом? А на Канарах. Валял, да к стене приставлял! И свидетели тому нашлись, подтвердили, что купал свои катушки и протезы Кирюха в теплых ташкентах, аж на самой голубой Атлантике.

Но немногие, и Синий среди них, знали, что никаких Канар Кирюха в те дни не видал, поскольку именно ему, бывшей своей «личке», безо всяких опасений открыл дверь прежний хозяин этого лимузина…

А что Витька Шишка – вечно озабоченный, так и тут никакой тайны. У парня такой прибор, что ни одна шмара не согласна. Когда же силком задвинет, считай – инвалидка, кому захочется! Вот и злой. Особенно на баб. Удивлялся про себя Синий: с таким достоинством, а полный дуб!

Ехали на Комсомольский, за бабой, на которую положил глаз хозяин. «Бабец, – говорит, – в полном порядке? Почему не видел? Ты бы привез как-нибудь…» А хозяин повторять не любит. И когда Синий спросил при случае, во что хозяин ценит подарок, тот небрежно бросил, что пары кусков – за глаза. Синий возразил, что за такие бабки пускай его «горилла» пашет. Хозяин расхохотался и сказал, что кинет десять кусков, но чтоб товар был первой свежести. Это понятно: чтоб, значит, не покурочили товар при перевозке.

Покатал шарики Синий и решил привлечь Кирюху. Тем более он дрючил эту шкуреху, помогал барину. Вот пусть теперь другому послужит, все польза.

Но Кирюха – жук тот еще, за что, говорит, работаем? За какие шиши? Синий – не жлоб, почему от червонца одну «штуку» не отстегнуть? А этот: ты вола, мол, не води, сколько хозяин положил? Подумал Синий и сказал про пять «штук». Вот, говорит, Кирюха, давай пополам, я и так завис, если что, все на меня и повесят. Он, конечно, прав. Но все равно не остался Синий внакладе.