– Это ваши личные умозаключения или оперативные данные?

Лия сделала вид, что не услышала вопрос:

– Перехожу к самому интересному: согласно оперативным сведениям, с 1995-го, когда Лещинский в последний раз освободился из колонии и осел в Златогорске, он неоднократно предпринимал попытки пристроить своего троюродного брата к полулегальным операциям. И каждый раз – заметьте, Александр Борисович, каждый раз! – Рыжов проваливал все дело. Есть данные про четыре подобных случая, но вероятно, их было больше. Последний – переоборудование привокзального вещевого рынка в прошлом году. Средства были выделены из городского бюджета, подряд получил Лещинский. Был открытый конкурс проектов, я сама видела по телевизору: предполагалось расширить площадь и возвести три смежных павильона с металлическими каркасами и прозрачными крышами, чтобы снизить затраты на освещение. Рыжов, как крупный железнодорожник, отвечал за транспортировку негабаритных металлоконструкций. Короче говоря, их частично изготовили, но так и не привезли. В итоге возвели тупые железобетонные бараки, мэр оправдывался: сметные расходы в проекте были-де занижены. Чем Рыжов с тех пор занимается – неизвестно, оперативной информации нет. И еще. Имеются сведения, что он до сих пор периодически заглядывает к своей бывшей. То ли он у нее деньги клянчит, то ли она ему нос подтирает, то ли еще что. Свечку никто не держал.

– А чем занималась Лемехова в последние двенадцать часов?

– Последние два часа находится на рабочем месте. А с кем до того – не установлено. Но не с Рыжовым. – И добавила ядовито: – Это мои личные умозаключения.

– Ладно, вот вам поручение попроще. Не связанное, надеюсь, с авторитетами и их родственниками. Выясните все о Абрикосове Алексее…

– Очередной муж Лемеховой? – насмешливо поинтересовалась Циклаури, при этом тем не менее старательно записывая поручение в блокнот.

– Нет, Лия Георгиевна, – рявкнул в сердцах Турецкий, – наш пропавший лодочник. Я хочу знать о нем все: биографию, контакты, слабости, состояние здоровья, особенно на май этого года, членов семьи, включая далеких родственников, обязательно портрет, и главное – где он сейчас. Если место пребывания не выяснится, проверьте неопознанные трупы, в том числе и по области.

Выпроводив Лию, Турецкий тут же позвонил Лемеховой:

– Ксения Александровна, ваше приглашение все еще в силе? У меня появилась тема для разговора.

– Женька Рыжов, что ли?! – Было сказано с таким чувством, что он буквально увидел ее утомленно-насмешливую мину. – Давайте… – А теперь тон был какой-то неуверенный, и Турецкому это совсем не понравилось. – Давайте! Только не сегодня, пожалуйста. Сегодня ничего не получится. – И она повесила трубку.

– Женщины! – произнес Турецкий вслух.

Командира батальона ОМОНа – бывшего начальника Игоря Яковлева – Турецкий опознал еще на подъезде к зданию ГУВД по описанию Циклаури. Выдался теплый день, возможно последний в этом году, и народ высыпал на улицу провожать лето. Пятачок у крыльца перед стендом «Их разыскивает милиция» и лавочки вдоль фасада сплошь облепили курсанты института внутренних дел. Все с ручками и листками бумаги, одни сбивались в стайки, другие сновали от группы к группе с озабоченным видом. На их лицах читалось желание что-то списать, но списать, похоже, было неоткуда, а спросить не у кого. Наверное, практика, решил Турецкий, странно, что в сентябре. Несколько забулдыг с пилами и топорами, с понурым видом прижавшиеся в сторонке подальше от суетящейся молодежи, молчаливо покуривали, уставившись куда-то в одну точку. А этих мобилизовали на благоустройство территории… – Турецкий не успел закончить мысль, потому что подвижная как ртуть курсантская масса очередной раз колыхнулась, и он увидел трех неприступных красавиц, одного как на подбор, роста, беседовавших о чем-то своем, казалось, не замечавших коллег и служивших предметом несбыточного вожделения горе-лесорубов. Он и сам бы с удовольствием покурил на свежем воздухе и полюбовался на девушек, но сигареты и деньги остались в плаще, плащ по причине теплой погоды – в прокуратуре, а водитель оказался некурящим, не стрелять же сигаретку у молодого пополнения.

Он подошел к омоновскому подполковнику, травившему на крыльце анекдоты еще с несколькими офицерами, хотя был разгар рабочего дня, к тому же десяток курсантов на почтительном расстоянии дожидались, пока один из отцов-командиров не обратит на них внимание. Турецкий, видя, что комбат поглощен разговором, и не привыкший в подобных случаях церемониться, молча взял его под локоть и отвел в сторону. И только потом представился.

– А-а-а, Александр Борисович, да-да! – закивал подполковник, на лице которого было написано крайнее неудовольствие, оттого что ему не дали дослушать анекдот. – Осипов Петр Гаврилович. Пойдемте в кабинет! Или лучше здесь постоим?

– Как вам будет угодно, – скромно ответил Турецкий.

Они прошли через КПП во внутренний двор, где было пусто, совершенно безветренно и оттого даже жарко. На вид подполковник Турецкому не понравился, хотя в некоторой степени это можно было отнести к ксенофобии: он был лыс абсолютно, и его макушку окаймляли вздувшиеся синие вены, точь-в-точь как у инопланетных монстров во вчерашнем фильме.

– Хорошо тут у вас! – Турецкий беззаботно развалился на скамейке, раскинув руки – отчасти затем, чтобы подполковник-инопланетянин не сел слишком близко. – Курсанты… Увидел – жить захотелось, честное слово!

– А-а, зря завидуете, – скривился Осипов, – у меня все бойцы – молодежь. Ну не такие желторотые, все равно голова пухнет.

– Не прибедняйтесь, ни за что не поверю! Вы счастливый человек. Я вот изредка лекции читаю – и то каждый раз ощущаю душевный подъем. Но ведь это совсем не то: пришел-ушел, кто я им? А на вас, я думаю, пацаны просто молятся. Так ведь, признайтесь?!

Осипов метнул на Турецкого недоверчивый взгляд:

– Кто вам сказал?

– Да никто мне не сказал! Что я по человеку просто так не вижу? Неделю назад, буквально за полчаса перед тем, как меня осчастливили командировкой в ваш солнечный край – только ради бога не обижайтесь! – так вот, у меня отпуск намечался, и как раз встречаю в коридоре соответствующего товарища (между прочим, большая удача, его месяцами на месте не застанешь), очень рад, говорю, Филипп Константинович, пойдемте, я прямо у вас в кабинете напишу заявление на льготную путевку. А он мне таким противным голоском: «А кто вам сказал, Александр Борисович, кто вам сказал?!» Да никто не сказал! Какие еще, спрашивается, нужны агентурные сведения, если у человека на лице написано: «Есть льготные путевки в ведомственный санаторий. Но буду молчать, как партизан. Подумаешь, старший следователь по особо важным делам – не велика птица. Ты мне лично какое-нибудь одолжение сделал, что на путевку претендуешь?» А-а! – Турецкий махнул рукой разочарованно на весь мир. – Сигареткой не угостите? Свои в прокуратуре забыл, голова садовая.

– Пожалуйста, – ответил Осипов механически.

Турецкий сосредоточенно закурил. Подполковник также сосредоточенно молчал.

– Как хотите, Петр Гаврилович, – вздохнул Турецкий, – все-таки нет ничего лучше, чем общение с молодежью. Что нам с вами нужно? Казалось бы, так много: и то, и се, и пятое, и десятое, но, по большому счету, все это вещи конкретные. Это предпоследний шаг. Дальше – старость, когда уже ничего не будет хотеться. Признайтесь честно, что ваши орлы вас любят!

Осипов немного, самую малость, зарделся.