– За то, чтобы все прошло чики-чики! – негромко сказал он и сделал небольшой глоток.

Ка– а-айф…

Герман выпил еще. По горлу прокатился холодный колючий шарик. «О, уже шибануло… – отметил он, прислушиваясь к себе. – Надо же, как быстро…»

И, выдохнув, он осушил оставшиеся полбанки.

«Красота! – похлопал себя по животу Редников. – Жизнь все-таки прекрасна и удивительна!»

Не теряя времени, он открыл второй джин-тоник и так же, в три приема, влил его в свое нутро.

– Ии-к-зумительно! – икнул Герман.

Несмотря на все усиливающийся шум в голове, ему показалось, что он еще недостаточно набрался. Не разубедило его в этом и то обстоятельство, что, поддавшись какому-то новому для себя импульсу, он не выкинул пустые банки в урну, а, поставив их на асфальт, отфутболил в сторону.

«Надо бы добавить!» – подумал вдруг Редников.

К сожалению, рядом не было никого, кто мог бы предостеречь неопытного в питейных делах юношу от этого шага. И, размахивая папкой, Герман снова направился в рюмочную.

Зайдя туда, он, почему-то не обращая уже внимания на специфические запахи данного заведения, подошел к стойке и произнес:

– Сто грамм водки!

Барменша посмотрела на него и сказала:

– Вообще-то уже пиво привезли…

– И пива! – не задумываясь перебил ее Редников. – Сто грамм водки и бутылку пива!

Цукина пожала плечами, плеснула в граненый стакан «Столичной» и достала из холодильника «Балтику».

– Двадцать пять рублей! – объявила она.

Герман полез в карман и вытащил несколько купюр:

– Прошу…

Вообще– то это были Танины деньги. Вчера она дала ему на дорогу сторублевку (меньше у нее не оказалось), и теперь Редников таким вот образом тратил остатки.

Взяв пиво, водку и сдачу, он развернулся и начал высматривать свободное место. Таковое обнаружилось за ближайшим к нему столиком, и Герман примостился к двум сидевшим там мужикам:

– Свободно, да?

– Свободно… – сказали они и продолжили свою беседу.

Редников устроился поудобнее, положил папку на колени, потом взял стакан с водкой и храбро выпил его.

– У-у-у… – с вытаращенными глазами затряс он головой.

– Запей, запей! – наперебой заголосили мужики.

Герман схватил бутылку и жадно присосался к ее горлышку. Отпив добрую половину, он поставил «Балтику» на стол.

– Не пошла, что ли, водочка-то? – участливо спросил один из мужчин, коренастый и круглолицый.

– Молодой еще… – снисходительно усмехнулся второй, высокий и русоволосый.

Редникову не понравился его тон, и, уже плохо соображая, он зачем-то решил доказать, что умеет пить не хуже других. Молча встав со стула, Герман снова подошел к барменше, попросил у нее еще сто граммов, расплатился и вернулся на место.

– Ну давай чокнемся! – приободрил его коренастый и протянул свою водку.

– И я с вами! – сказал высокий.

Они звякнули стаканами и выпили.

– У-у-у… – снова затянул Герман, но коренастый услужливо вручил ему «Балтику» и Герман запил огненную сорокаградусную гадость.

– Как звать-то тебя? – спросил мужик, когда Редников поставил бутылку на стол.

– Г-герман… – запинаясь, проговорил тот.

– Герман? – удивился коренастый. Он тут же повернулся к русоволосому и сказал: – Вот так, Миша, а ты говоришь, что одни мы – русские – пьем!

Высокий недоверчиво посмотрел на осоловевшего юношу и вдруг спросил:

– А фамилия у тебя какая?

– Ред… ик… ник… ик… – снова заикал тот.

– Слыхал? – победно усмехнулся коренастый. – Резник!

– Н-да… – пробормотал русоволосый. – А по виду-то и не скажешь…

– Редников м-моя ф-фамилия! – воскликнул Герман. – А з-зовут меня Герман Николаевич! Предки – к-крепостные к-крестьяне Вобло… Волобуевского уезда… Как-кие еще вопросы?

Высокий вдруг обрадовался и произнес:

– Ну вот, что и требовалось доказать!

Редников не очень понял, что именно требовалось доказать русоволосому, да, впрочем, его это и не интересовало.

«Пора идти в милицию! – решил Герман. – Пора!»

И, пошатываясь, он поднялся из-за стола.

Мужики, снова вернувшиеся к своему спору, даже не обратили на это внимания.

– Надо каленым железом выжигать из нашего народа пьянство! – горячо убеждал собеседника высокий. – Пьянство – это наш позор!

– Да ладно тебе, Миш… – отмахивался от него коренастый. – Все пьют… И русские, и армяне, и евреи – все!