Как и большинство следователей, Валерий Иванович Лаконин дела, связанные с подозреваемыми и свидетелями из среды так называемой творческой интеллигенции, терпеть не мог. Весь его десятилетний опыт свидетельствовал о том, что творческие личности, попавшие в аховую ситуацию, даже будучи обыкновенными свидетелями, начинают лгать так изощренно и правдоподобно, как никто другой. Сами же первыми в эту ложь и веря. Врут не из злонамеренных побуждений, а потому что от природы обладают расстроенным воображением и больной фантазией. А отделить правду от «художественного» вымысла — пойди попробуй!

Ну а в данном конкретном случае речь шла именно о художниках. Валерий Лаконин прекрасно знал, что галерея Людмилы Иосифовны Голдиной — авангардистская. Или постмодернистская? Черт их там разберет, возможно, это и вовсе одно и то же. Как-то, в период очередного романа убежденного холостяка Лаконина, одна из девиц, покоренных арийской внешностью Валерия, затащила его сюда на какую-то выставку. После чего они и расстались навсегда, ибо признать заляпанные разноцветными кляксами полотна гениальными картинами он решительно отказался, а девица оказалась фанаткой абстракционизма, жаждавшей просветить «тупого мента».

Тяжело вздохнув, Лаконин с сожалением вспомнил свой родной рабочий стол с незаконченной писаниной, еще час назад казавшейся ему наказанием Божьим, и оглядел небольшой банкетный зальчик.

Труп, возле которого хлопотали все, кому положено хлопотать, находился возле бара. Перепуганные гости, вкупе с хозяйкой, жались у противоположной стены, на деревянных, с красной бархатной обивкой, стульях, откуда доносились неизбежные в подобных ситуациях рыдания: рыдала, как, поморщившись, отметил Валерий, причем весьма театрально, пышногрудая блондинка в вечернем наряде, похожем на оперение птички колибри. Над ней хлопотала, тоже заплаканная, пухленькая особа с простоватым лицом — явно из обслуги.

Коллектив плакальщиц дополняли стоявшие чуть ли не в обнимку за барной стойкой две официантки. Рядом с ними топтались четверо мрачных молодцев в камуфляжной одежде, — вероятно, охрана.

Пока что гости виделись Лаконину одной разноцветной массой с множеством почти одинаковых лиц — компания была разодета пестро и довольно ярко… Исключением была одна женщина, на которую он обратил внимание, едва войдя в зал: светловолосая, хрупкая, в темно-зеленом платье. Она сидела отдельно от остальных, напротив входа, абсолютно неподвижно, словно окаменев. Бледная, почти до синюшности, в больших миндалевидных глазах стыло отчаяние… Валерий решил, что перед ним — жена погибшего, хотя выла в голос вовсе не она, а та самая блондинка.

— Извините… На свою беду, я организатор и хозяйка этого мероприятия. Могу я узнать, как долго… все это… продлится?

Лаконин внимательно глянул на некрасивое, длинное лицо женщины, одетой в какие-то дорогие лохмотья — под стать здешним сумасшедшим картинкам, — сообразив, что перед ним хозяйка «Примы».

— А в чем, собственно, дело, госпожа Голдина? Кто-то куда-то спешит?

— Нет, но… люди нервничают, и хотелось бы просто знать…

«Начинается!..» Валерий вздохнул и переглянулся с хорошо знакомым ему оперативником Игорем с «земельки», презрительно скривившим губы, потом нехотя кивнул:

— Что ж, сейчас прямо и начнем.

— Спасибо… э-э-э-э…

— Лаконин Валерий Иванович, следователь окружной прокуратуры, — представился он, и Людмила Голдина с облегчением кивнула. — Есть тут у вас какое-нибудь более подходящее для опроса помещение?

— Да, конечно. Думаю, мой кабинет вам вполне подойдет.

— Что ж, кабинет так кабинет… Чего тебе?

Последнее относилось уже не к Голдиной, а к доктору, завершившему осмотр трупа жертвы.

— Что — что? — сердито буркнул Цанин, стягивая прозрачные резиновые перчатки. — Что сказал вначале, то и есть… Я ж тебе не химлаборатория, чтобы сразу выдать формулу дряни, которую ему подсыпали или подлили…

— Но точно — подсыпали?

— Или подлили! — упрямо повторил Арнольд Алексеевич. — А точнее некуда… На сем позвольте закруглиться и отбыть, господин Лаконин.

— Когда? — вздохнул Валерий.

— Когда очередь дойдет, тогда и получишь все результаты! — немедленно взъелся доктор. — Ты у нас что, один такой на весь округ?

— Ладно-ладно, уймись… Может, и не один, да только у остальных твоих клиентов либо огнестрельное, либо обычная поножовщина, в худшем случае молотком по башке. Что я, не знаю?

— Все-то ты знаешь, — проворчал Цанин. — Ладно, до завтра!

— Уже лучше, — усмехнулся следователь и перехватил взгляд Голдиной, смотревшей на него то ли с отвращением, то ли с ужасом. Видимо, она сочла его жутким циником. Не объяснять же этой выхухоли, что дела, связанные с отравлением, настолько же редкие в наше время, насколько и вязкие и практически безнадежные для расследования, если с самого начала не возьмешь след, не ухватишь убийцу, а ухватив не ошибешься. А если и не ошибешься, поди еще докажи, что именно он не только, как выразился Цанин, «подсыпал или подлил», но еще и отследи вначале, где и как именно он эту отраву раздобыл. Плюс мотив. Словом, «повезло»!