Неизвестно
Шрифт:
А знаешь, как у танайя хоронят? Не просто, как у мусульман, в углублении сбоку, а еще и лицом вниз. И руки за спиной завязывают. Лицом вниз - мол, Бог придет не с неба, а из недр земных. А руки заневолить - так как среди усопших немало недовольных предыдущей жизнью. Чтоб обидчиков не искал.
– Откуда ты всё знаешь, Валера?
– Вы говорите, я слушаю. И, между прочим, стараюсь записывать. Не знаю зачем. Привычка сексотская. Мы, «журики», такие.
Си интимно простилась с Жеребцовым, коснувшись изящным носиком его плеча.
– Это у них типа поцелуя в щеку.
Валерка продолжал хлестать каву и покуривать мох-хауду до тех пор, пока его не одолела прогрессирующая усталость в сочетании со всесторонним охмурени- ем.
Последняя фраза экс-корреспондента, перед тем как он отключился, показалась загадочной, но, как вскоре выяснилось, была почти пророческой:
– Это они. Я их ждал. Воины стихии. Они разорвут, как тузик грелку, и твоего Гюнтера, и Шонера с Артуром. И тебя, Димон, за между прочим как нечего делать, если не сачканешь. А мне пофиг: я - легкий. Только злить меня не надо. Ложись на диване.
Я собирался по привычке лечь спать, сняв верхнюю одежду, но вовремя понял, что моя кожа несомненно испытает изрядный дискомфорт от контакта с дерюгой, которая покрывала «диван».
С УТРА
Заботливый Валерка, дежурно поругиваясь, преподнес утреннюю кружку кавы. Впрочем, чувство юмора если и покинуло его, то совсем ненадолго. Буквально, через минуту он устроил концерт-попурри из самопальных однострочий на известные песни разных времен и различного статуса: от трагичной «там в степи бухой помирал мужик» до лирической «без нее я, как без секса, жить не в состоянии». Завершил концерт практически неперевраным фрагментом арии, высунувшись из хижины: «Приди скорей ко мне, мой друг! Я - твой супруг!» Призыв, если и был услышан Си, то, естественно, понят ею и остальным племенем как странности белого прихлебателя и дуралея.
Но ему так и не удалось убедить меня «выбить клин клином»: куда милее сейчас казалась чашка «Нескафе голд», которую с утра подавали в «Хаймат». К тому же я обещал фатеру Шонеру наутро вернуться, а кава, как стало понятно еще вчера, здорово притупляет чувство долга. «Дерюга» оказалась не из местного льна, как я предположил, а из древесной коры. «Они называют эту ткань «тапа». Да и у них это сейчас редкость - предпочитают пользоваться достижениями китайской и европейской цивилизаций. Я же говорю: здесь дед Загиа жил. А вождь у танайя - с высшим математическим образованием. Хотя с логикой у местных - напряг. Не нужна им логика».
Я шел по островку, на котором казалось маловероятным заблудиться, но который нес в себе столько своеобразия и нюансов, что мог бы сравниться со среднеевропейским государством. Проходя мимо изгороди, я небрежно и механически постукивал по ней бамбуковой палочкой, пока из зарослей неожиданно не показалось чье-то лицо с высунутым на подбородок языком (кажется, пса Эрнеста). Смесь ужаса и отвращения заставила прекратить легкомысленное постукивание, отойти на открытое место и ускорить шаг, так как фантазия неуспокоившегося после кавы мозга легко дорисовывала молниеносный бросок пса или леопарда, вполне, кстати, вероятный, так как я мог являться возмутителем спокойствия и едой одновременно.
В довершение всего из-под самых ног юркнуло что-то шустрое и пушистое - наподобие хорька или куницы, но с коротким облезлым хвостом. Чувство омерзения и страха ассоциативно извлекло из памяти давнее утро, когда я, добираясь поутру со студенческой вечеринки в общежитие, наткнулся на раздавленную ночным лихачом беременную кошку. Все признаки посталкогольного синдрома были налицо. Вспомнилось и легко расшифровалось Валеркино «Я - пас», после которого он сразу выпил: ПАС - посталкогольный синдром. Подумалось, что если Жеребцов регулярно испытывает подобные ощущения, то его стремление к обязательному подшофе вполне объяснимо и в какой-то мере простительно.
ОРЕОЙИ
Уставшим от вчерашнего возлияния кавы сознанием я не сразу воспринял то, что говорил Артур:
– Их было семеро. Они приплыли на рассвете, вызвали Вильгельма, забрали его и Бажену, а мне велели всё рассказать остальным.
– Кто приехал, Артур, откуда? Где Шонер? Где Бажена?
По словам Артура выходило, что приезжали ореойи. Сам Артур проснулся до рассвета и пошел прогуляться к океану. Затем услышал плеск весел, который его не насторожил. Возможно, потому, что в тумане всё слышится издалека. Поэтому он посчитал, что плещутся дельфины или звук доносится из затоки, находящейся в полутора километрах, в которой любят порыбачить танайя.
Когда близорукий Артур увидел перед собой загорелого крепыша в джинсовой безрукавке и шортах и с автоматом Брюсснера наперевес, бежать было поздно.
– Нам нужен сэр Вильгельм Шонер, - чистой английской речью вымолвил ореой.
– Он крадет наших детей и пытается сделать их людьми. А дети ореойев должны умирать! У ореойев не должно быть детей!
Артур не смог сделать ничего иного, кроме как отвести этих джинсовых парней в «Хаймат», где отдыхала Бажена и уже бодрствовал Шонер.
– Ты не можешь быть Хааканга Тиэрсом!
– фатер Вильгельм довольно быстро осознал ситуацию.
– Он старше тебя!