– Аккурат как в «Таинственном острове».
– иронией я продемонстрировал недоверие к рассказу Жеребцова.
– А как же ты?

– Наверное, Бог меня оставил, потому что считает, что я еще недостаточно помучился. Или не сделал то, что надлежит. Самое смешное: очнулся я оттого, что затекла рука, на которую напетлил ремень шмайсера. И страшно болел за­тылок.

– Постой, Валера! Ты же претендовал на карабин!

– Мы потом с Гюнтером поменялись. А нет, в самом деле - карабин!

– Ты сказал, что ореойи были на моторках? Артур Рацин, помнится, говорил, что кайаки были парусные.

– Ну, не знаю, что он тебе говорил, - я слышал шум моторов. Да и кто мешает иметь и то, и другое? Выключил мотор - и иди под парусами!

– Как ты слышал, если цунами шло?

– Не цепляйся к мелочам и не перебивай. У меня самого, честно сказать, каша в голове. Если не сдвиг по фазе. Возможно, это все - только мои замуты. Кстати, ты помнишь затопление Братска Леной?

Несомненно Валерка учел мое критическое отношение к тому, чем пытался по­разить. Но, возможно, он и вправду мало чего знал. Я решил «не гнать жеребцов». В конце концов, экс-корреспондент, а ныне бомжующий бич - один из немногих дорогих мне в этом мире людей. И он у меня в гостях. А затопление Братска Леной я вспомнил только с помощью Валерки.

– Как ты выбирался?

– Клаус остался на острове. Он, не желая покидать его вместе с волной, за­цепился за куст, другой рукой удерживая за волосы свою последнюю подружку, судя по поджатым кистям - из «хунде». Правда, у Клауса было две дырки «пять шестьдесят пять» - в животе и в груди, а у Амалии одна - слева к виску. Да еще в ноге, кажется. Или о сук царапнулась.

Из танайя уцелела женщина. (как «уцелела»?
– осталась лежать на остро­ве!), которая мне выговаривала за неправильный образ жизни. За курение хауду в основном. Мол, предки об этом знали, но предостерегали, что придет светлый че­ловек и вскроет старинный рецепт. Ее нога попала между ритуальными кольями, вокруг которых плясали в новолуние танайя. Правда, голова размозжена.

Я - к «Хаймат». Общий вход - нараспашку, воды по пояс, двери заблокиро­ваны. Знаю, что там как минимум консервы есть, а добраться не могу. А тут еще одна волна. Шарахнулся башкой о дверь, но сознание не потерял. Или потерял, не помню. Удалось как-то выплыть. А весь «Хаймат» - в воду и с концами. Короче, жил в согласии с природой недели две. А потом подъехали какие-то местные эм- чээсники, посигналили, без особых проблем по заявлению отправили куда надо. Да, кстати, кажется, наводнение было после того, как Гюнтер всех зооморфов порешил.

– Гюнтер?

– Ну, не знаю! Потопли-пострелялись. Какая разница?

– Валера, ты писал обо всем этом куда-нибудь?

– Глохни, Димон! Такой материал нигде не прокатит.

– У тебя были дневники.

– У меня нет протежеров - в лучшем случае опубликовали бы после смерти. Давай, наливай, Димка. И - по полной.

Видя, что Валера не хочет или не может рассказать ничего конкретного, я по­просил обождать пару минут. Сходил в туалет, затем постирал в ванной носки, вышел на балкон, чтобы со своего второго этажа найти Большую Медведицу и Полярную Звезду.

Когда вернулся на кухню, Валерка спал, уронив голову на руки, предупре­дительно раздвинув посуду и демонстративно положив на скатерть обе бутылки «Беловежской».

В процессе перемещения в более комфортные условия для отдыха он невнятно поведал о том, как в составе Юго-Западного фронта мочил немцев под Сталин­градом:

– Ну, я там по-скромному: в Чертково отсиделся. Несытно было - с ополчен­цами пайку делили. Больше хлопот с пленными фрицами. Холодрыга! Но немцы, даже пленные, подисциплинированнее наших салаг!

– Когда это было, Валера?
– спросил я, перетаскивая бренное тело на свежую кровать.

– Не помню точно. Где-то перед Новым годом. Ах да, ты же про остров Шо- нера спрашивал! Завтра доскажу, устал я что-то. Молодец, что не бросаешь товарища в биде.

Последним словом он, естественно, обозначил не свое состояние, а туалетную раковину для подмывания. Я понял намек и не поленился сводить его в туалет, не посчитав помощь в выполнении сей процедуры унизительной.

Сам я лег на диван, укрывшись туристическим спальным мешком, доставшим­ся от родителей.

.Валерка не просто храпел, что присуще его возрасту и пьяному состоянию, но и иногда что-то угрожающе выкрикивал.

Впрочем, назавтра вечером, когда мы снова сидели за бутылкой (причем я пил номинально, а Жеребцов не только отсыпался и отъедался за день), была пред­ложена иная версия:

– Ореойи приплыли на два дня раньше, чем обещали. Поэтому танайя не все и выехали: у них три нормальных шестиместных кайака и тридцать восемь чело­век. А еще и скарб погрузить нужно! Естественно, Гюнтер был готов к схватке и обстрелял ореойев до того, как они ступили на берег. Но Туэве Могуна, новый Владыка, был неплохим тактиком: вторая группа, состоящая из лучших воинов, зашла со спины, высадившись, скорее всего, за пределами видимости - в дальней лагуне. После этого они пошли в племя танайя, но там остались в основном толь­ко немощные. Остальные успели переплыть за сорок километров на восток - на остров Дреноу к родственному племени.