– Ну, ты мне вряд ли чем-нибудь поможешь! – проговорила я и снова оглядела холл.

Из бокового коридора появилась полная женщина средних лет в белом халате. Она торопливо приближалась, заметно прихрамывая и недовольно бормоча:

– Ну, что надо? Что надо? На минуту всего отошла – уже кричат! Что за люди! Здесь, между прочим, не дискотека, здесь больница, здесь кричать не положено!

– Я не кричу. Я просто искала кого-нибудь живого. Мне нужно найти больного Капустина… то есть Малинина.

– Так Капустина или Малинина? – переспросила тетка, проходя за загородку справочного стола. – Вы уж как-нибудь определитесь, девушка, к кому пришли!

– Наверное, он у вас записан как Малинин. Алексей Малинин.

– Малинин будет на «М»… – Женщина постучала по клавиатуре компьютера и сообщила:

– Ваш Малинин в четвертом отделении, в палате номер три. Это на четвертом этаже. Только приемные часы все равно закончились.

– Спасибо! – Я развернулась и направилась к лифту.

– И к нему только что прошли другие посетители, – добавила она мне вслед.

– Что? – Я встала как вкопанная и обернулась. – Какие посетители?

– А я знаю? – равнодушно проговорила служащая. – Родственники или сослуживцы…

Я охнула и перешла на бег.

Лифт, как ни странно, работал, и через минуту я уже стояла перед дверью четвертого отделения.

На двери красовалась табличка, строго предупреждающая, что входить в отделение можно только в сменной обуви. Я решила, что правила для того и существуют, чтобы нарушать их в критической ситуации, и толкнула дверь отделения.

Я оказалась в длинном, тускло освещенном коридоре, куда выходили двери палат, выкрашенные белой масляной краской. В дальнем конце этого коридора уютно светилась зеленая лампа на столе дежурной сестры. Сама сестра сидела за столом, низко склонившись над какими-то бумагами.

Я пошла в том направлении, читая на дверях номера палат.

Возле входа в отделение находилась палата номер двадцать, дальше номера убывали.

С каждым шагом я приближалась к сестринскому посту, но дежурная не обращала на меня внимания. Третья палата была почти в самом конце коридора, так что я должна была пройти мимо поста.

Меня отделяли от дежурной сестры всего несколько шагов, но она по-прежнему не замечала меня. Она вообще не шевелилась – склонилась над столом, опершись подбородком на сложенные кулаки.

Я сделала еще шаг вперед и растерянно остановилась.

– Девушка! – проговорила вполголоса. – С вами все в порядке?

Она не шелохнулась.

Я сделала еще один шаг, осторожно прикоснулась к плечу дежурной.

Этого прикосновения оказалось достаточно, чтобы нарушить хрупкое равновесие, – локти разъехались, и девушка упала лицом на стол.

Я испуганно отшатнулась, затем преодолела страх, наклонилась над ней и приложила пальцы к шее.

На шее ровно билась жилка. Сестра была жива, она всего лишь спала – но сон ее был неестественно крепким. Наклонившись, я почувствовала запах, который все объяснил, – острый и резкий запах хлороформа.

И тут же я увидела на столе тревожно мигающую лампочку вызова.

Мигала лампочка под номером три.

Я оставила сестру (все равно я ничем не могла ей помочь) и бросилась к третьей палате.

Однако перед дверью палаты я остановилась, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями.

Мыслей было немного, если честно – всего две.

Если люди из черной машины опередили меня, если они уже нашли и убили Сергея Капустина, я ему ничем не могу помочь – ворвавшись в палату, только подставлюсь под пулю.

Если же он пока жив, – а мигающая лампочка на столе дежурной говорит в пользу этой оптимистической гипотезы, – тем более не имеет смысла врываться в палату, как в магазин в первый день распродажи.

Я тихонько, стараясь не скрипнуть, приоткрыла дверь и проскользнула внутрь палаты.

Там было темно. В первый момент я вообще ничего не увидела, как будто оказалась в закрытом погребе. Вспомнив один из уроков, которые давал мне дядя Вася на первых порах нашей совместной работы, я изо всех сил зажмурилась и снова открыла глаза. Этот нехитрый прием позволяет быстрее привыкнуть к темноте.

Действительно, теперь я кое-что могла видеть – передо мной была небольшая палата на четыре кровати. На той койке, которая стояла слева от меня, кто-то лежал.