Шрифт:
— Ну как же, так я ему и позволила! Терпеть не могу бесчувственных болтунов… Уж лучше бы пил, ей-богу!.. Но ручонки тянул, это было — фу! — Ее даже передернуло от неприятного воспоминания. — А мне нравятся мужчины как раз вашего типа, Александр Борисович…
— Да ну? — «изумился» Турецкий. — Мне чрезвычайно приятно слышать это именно от вас. Оказывается, наши ощущения взаимны.
Ева скромно потупила взгляд.
— А этого доктора вашего, я имею в виду приятеля Давида, здесь на снимках нет?
— Вы знаете, удивительно, но он не явился. Народу было много, некоторые из них, честно скажу вам, очень странные. Такие, знаете ли, как настоящие бандиты!
— Так, может, они ими и были? — чуть улыбнулся Турецкий, чтобы разрядить немного траурное настроение.
— У Давки?! На похоронах?! Да вы что, Александр Борисович?!
— Саша.
— Что — Саша? — нахмурилась было она.
— Я вас — Ева, вы меня — Саша, разве будет неправильно?
— Вы так странно сделали это предложение, что я не сразу поняла, — с застенчивой кокетливостью ответила женщина и тоже улыбнулась.
И лицо ее стало приятным, исчезли напряженные морщинки на лбу, растворилась некоторая угрюмость в глазах. Заалели щеки, будто Турецкий отвесил ей невесть какой комплимент.
— А почему вы так отреагировали на провожавших во время похоронной процессии? — вернул ее к теме Александр Борисович.
— Я в этом просто уверена. Он был слабовольный человек, но сделать кому что-то плохое вряд ли смог бы. Поэтому…
— Вы к нему очень хорошо относитесь.
— Увы, теперь уже только относилась!
— Я про память. А она не умирает, как известно. Но с годами понемногу тускнеет, стирается. Пройдет и это ваше горе. Детей у вас нет?
— Увы!
— Так заведете! — радостно воскликнул Турецкий. — Одиночество, Ева, очень неприятная, даже вредная штука! Поверьте, я кое-что понимаю в этом. И потом, ваш возраст, Ева! Вы женщина в самом соку! Кому же и заводить детей, как не вам? Это я уже староват для вас, — скромно потупился он.
— Зато у вас вид вполне благополучный, — чуточку сварливо возразила она.
— Значит, я умею хорошо притворяться, — усмехнулся он.
— Вы? Да вы же прямо на ладони, Саша! — оживилась она. — Хотите, я скажу, о чем вы все время напряженно думаете? Занимаетесь своим следовательским делом, смотрите снимки, расспрашиваете, а сами неотрывно думаете… сказать?
— Подождите, — жестом остановил он ее. — Я, кажется, догадываюсь, о чем вы сейчас скажете. Да, сознаюсь, вы абсолютно правы. Я только об этом и думаю с той минуты, как вошел в вашу квартиру. Ну что теперь поделаешь, раз так случилось? Но ведь я также ни единым словом не выдал своих желаний, верно?
— А глаза? — засмеялась она. И вдруг оборвала смех, сделала строгое лицо. — Скоро девять дней… Я хочу, чтобы душа его, если она еще о чем-то волнуется, успокоилась. А через сорок дней он вообще может… помахать ручкой… Но на девять дней соберутся некоторые его бывшие друзья, из этих, — она кивнула на разбросанные по столу фотографии, — и я должна полностью соответствовать — и внешне, и вообще, вы меня понимаете?
Турецкий внимательно посмотрел на потолок, подумал и сказал:
— Это в субботу?
— Вот именно.
— Фотограф будет тот же?
— Я могу пригласить, если надо. Он, мне сказали, из «Ритуала». Неплохо все вышли, правда? Но только дорого берет.
— Вообще-то я могу организовать вам профессионала, и совершенно бесплатно, но лучше, если это будет все-таки ваш человек, который у остальных ваших гостей на поминках не вызовет подозрений. А позже вы мне назовете его фамилию и укажете, где конкретно он работает, хорошо?
— Как скажете, Саша. Так вот, после этого противного застолья, от которого, к сожалению, нельзя отказаться из-за мерзкого старинного обычая, я буду готова снова встретиться с вами. Если у вас не остынет желание… встретиться.
— Скажу вам тоже честно, — он приблизил губы к ее ушку и прошептал: — Эти два дня превратятся для меня в пытку, — и тихонько чмокнул в ушко.
— Ах какой вы! — сдавленно воскликнула она и буквально вся залилась краской — и лицо, и шея, и обнаженные руки…
По идее, сейчас следовало быстро и ловко подхватить ее на руки, но обычаи… но элементарная порядочность — не торопить женщину, пока она еще не готова, но… Их могут возникнуть в самое неподходящее время тысячи — этих «но». И с ними приходится считаться… Жаль, ее заботы о внешности, конечно, чепуха, уж он-то бы сейчас ей внешность не испортил — напротив, наверняка расцвела бы. Но, возможно, именно этого она и опасалась? Яркого своего цветения, которое не может пройти незамеченным… Ох эти женщины!