— Это понятно.

— Ну а раз понятно, действуй дальше, а я поехал, у меня другие дела еще имеются. Тебя подбросить по дороге?

— Нет, я пока здесь немного побуду. А потом подойду к тем старикам. Не все же из них ненормальные…

4

Время все-таки улетало с сумасшедшей скоростью.

Уже к вечеру того же дня Турецкого достал звонок на мобильный телефон. Продлилась непонятная пауза, пока он несколько раз повторил в трубку, что слушает. Наконец догадался представиться, хотя это было совершенно лишнее — кто ж еще, кроме него, мог ответить?

Послышался томный, но явно страдающий голос Евы:

— Мне плохо, Саша…

Тон был такой жалобный, что Турецкий не подумал ни о каком обмане. Да и время рабочее еще не закончилось, а в приемной к нему сидели пара очередных просителей, прорывавшихся к генеральному прокурору — все-таки должностных обязанностей никто с Александра Борисовича не снимал. Поэтому он и спросил строгим голосом:

— Что случилось… — и нашел нейтральное, — дорогая?

— Мне только что позвонил неизвестный и властным голосом приказал немедленно прекратить всякие… отношения с помощником генерального прокурора, то есть с тобой, Саша.

— Ты не узнала голос?

— Нет, конечно, — слегка даже рассердилась женщина. — Я поэтому и звоню. А так… разве бы я стала тебя отвлекать от государственной службы? Я же понимаю…

— Больше ничего не сказал? Никаких предупреждений, предложений или угроз не было?

— Еще сказал, чтоб я готовилась к какому-то базару. Только я не поняла, это как? Девять дней, сказал он, надо отметить, как у людей, а потом они сами скажут, что мне дальше делать. И чтоб я заткнулась… И никому о разговоре не говорила… — Послышалось что-то похожее на сдерживаемые рыдания. — Я не понимаю, это рассматривать как угрозу? И чего я теперь должна… сидеть дома и ждать, когда меня взорвут, отравят или утопят в той же Яузе?

Кажется, назревала истерика.

«А характерец-то у мадам сварливый, — подумал Турецкий. — Как бы с ней не вляпаться в историю, а то ведь потом и не развяжешься…»

— Мне надо подумать и прикинуть, — сказал он, — подожди немного… Ну, во-первых, раз тебе так страшно, давай больше не будем встречаться, ты это им в следующий раз и скажи. Был, мол, а я его отшила, как вы велели.

— Никогда! — решительно возразила она. — Я просто боюсь сейчас оставаться одна дома. Ты не мог бы где-нибудь спрятать меня — на время, до поминок хотя бы? Мне все равно где, лишь бы не слышать телефонных звонков.

А тут уже Турецкому почудилась некая скрытая опасность, исходящая от женщины, кажется слишком уверенной в своих чарах.

Но что человеку, с другой стороны, доводы разума, когда перед глазами его уже возникла восхитительная картинка, на которой — если глядеть со стороны — полноватая такая, фигуристая, с крепким телом и великолепными, крутыми бедрами баба, обнимает тебя, прижимается и виснет на тебе, словно ее от неистового желания больше не держат ноги? И сладкие губы прилипают к твоим губам, а? Какие, к черту, после этого доводы?! А тебе уже давно не тридцать, а хорошо за сорок, и скоро, ты это прекрасно знаешь, «сладости» кончатся, как кончается все хорошее в жизни…

Так что, догонять? Ловить? Или положиться на случай?

А если вот он и есть — тот самый случай? Почему нет?

Как когда-то сказала ему Клавдия Сергеевна, вечная и верная секретарша Кости Меркулова, которая и по сей день вздыхает по нему, понимая всю тщету своих мечтаний? А она сказала: «Страсть не знает границ, Сашенька!» Это она имела в виду, разумеется, границы дозволенного, и ничего другого. И что, кому стало потом плохо от этого?.. Да, таким макаром можно, в сущности, все в жизни оправдать… Ну если не все, то многое, отчего не приходит зло к человеку…

Вон столько разных, но на единую тему мыслей промелькнуло в голове Турецкого, пока он медлил в поисках наиболее верного ответа. И он нашелся, разумеется, — куда деваться, слаб человек, ох слаб!..

— Тебя волнуют… нет, страшат, только ближайшие два-три дня? Или вообще вся дальнейшая жизнь?

— И то и другое, — решительно заявила она. — Я уверена, что они меня начнут преследовать!

— За что тебя преследовать? — философски изрек Турецкий и сообразил, что взял неверную интонацию — надо проявить больше заботы. — И кто такие — они?

— Откуда я знаю?! Может, завистники Давки… его недоброжелатели…

— Ну безопасность я тебе… вернее, мы, как служба, призванная к тому, думаю, сумеем обеспечить. И сегодня, и завтра, и на какое-то время в будущем. Но тебе придется хорошенько подумать, как жить дальше. А чтоб ты не волновалась, я, пожалуй, заберу тебя сегодня и устрою в безопасном месте, согласна?

— Я там буду прятаться одна? — весьма практично спросила она.

— Почему обязательно прятаться? Решим.

— Тогда я согласна.