Вероника со злостью захлопнула за собой дверь квартиры. В коридоре она скинула пальто, чертыхаясь, сняла сапоги — одна «молния» долго не поддавалась — и прошла в комнату, где сразу ничком бросилась на застеленную кровать, уткнувшись головой в подушку. Когда находишься одна, можно не сдерживать рыданий, и теперь она дала волю своим чувствам. Негодяй! Какой редкостный негодяй! Просто ублюдок! И это после всего, что она для него сделала, чем пожертвовала…

Вольфганг сам говорил, что она впервые в жизни сделала его по-настоящему счастливым. Никто не тянул его за язык. Он действительно радовался при появлении Вероники словно ребенок, улыбался, глаза лучились. У него были возможности иметь разных женщин, первое время, живя здесь, он так и поступал, в чем сам потом признался. Однако, познакомившись с ней, о других и думать больше не мог. Отныне для него существовала только Вероника. Каждый понедельник она исправно приезжала к нему, ублажала его так, что тот трепетал от счастья. Такое удовольствие доставляла ему, что дальше некуда. Ему же не нужно было притворяться, изображать радость от общения с ней, играть в любовь. Она все равно получала деньги. Только теперь это были такие деньги, что и ей пришлось выполнить требование Вольфганга — не печатать больше объявления с приглашением для состоятельных господ!

Такое положение вещей Горелкину очень даже устраивало. Она перестала зависеть от случайностей, стало меньше риска, жизнь сделалась размеренней. Вероника даже поправилась за последние три месяца, хотя она всегда следила за собой. Тем не менее спокойный образ жизни берет свое. Это раньше она всего боялась, ведь вызвать могли куда угодно. Чаще всего приглашали в пьяные компании, там случались и драки, в ход даже шли битые бутылки. Иной раз она и про деньги забывала, радовалась, что ноги унесла. Однажды убегать пришлось в прямом смысле слова — за ней мчался хмырь с бейсбольной битой. Хорошо, что это случилось в центре города, там даже ночью на улице можно встретить людей. Веронике тогда повезло, ей помогли спастись от ублюдка.

С Вольфгангом все складывалось отлично. Первое время он вел себя как обычный клиент: про нее расспрашивал, о себе ни слова не говорил. Однако со временем Вероника нравилась ему все больше, и он стал откровенничать с ней. Постепенно выяснилось, что он оказался здесь, когда его задержали за изготовление фальшивых денег. Думал, все. Ан нет — его привезли сюда, доставили оборудование, какое потребовал. Сказали, что за ограду участка выходить нельзя. Обещали через год отпустить, так что теперь он вынужден работать на этих людей, даже толком не зная, кто они.

Вероника и Вольфганг понимали, что их могут подслушивать. Поэтому разговоры велись осторожные, нежным шепотом. Со стороны подобный способ общения не очень подозрителен — с какой вдруг стати орать ночью в постели!

Многое успела узнать про него Вероника. Но если на прошлое Вольфганга ей было начхать, то планы на будущее очень интересовали. Для нее они оказались крайне привлекательны. У Вольфганга была устная договоренность с этими людьми, что через год его отпустят на историческую родину, в Германию. То есть туда, куда этот казахстанский немец и собирался, и уехал бы, не попадись он по-дурацки с этими фальшивыми деньгами.

В один прекрасный момент Вольфганг предложил Веронике уехать с ним. А ей больше ничего и не нужно. Только бы вырваться из этой ужасной страны. Она думала, что до отъезда Вольфганг женится на ней. Оказалось, это вовсе не обязательно. Уж если он делает такие доллары, которые невозможно отличить от настоящих, то уж, наверное, сделать штамп в паспорте, впрочем, как и сам паспорт, для него не проблема. «Даже в посольство ходить не придется, — уверял он. — Я и визу сделаю. Считай, для нас все двери будут открыты».

И вот теперь все пошло насмарку. А виновата во всем эта мерзавка Оксанка. Вероника возненавидела ее с первого взгляда, чувствуя, что рыжеволосая сука принесет ей беду. Вольфганг представил новенькую как свою помощницу, которая теперь постоянно будет жить в доме. Получается, Вероника проводит тут одну ночь в неделю, а эта гнусная мерзавка живет там безвылазно. Понятное дело, к чему это приведет. Если бы Оксана была какой-нибудь замарашкой, еще полбеды. Но ведь она вся расфуфырена, тряпки на ней сплошь фирменные. Никакой мужик перед такой не устоит, а уж Вольфгангатем более. Оксанка наглая, по глазам видно, что шлюха — пробы негде ставить. И улыбается ей с таким прищуром — морда кирпича просит. Всем своим видом дает понять: мол, недолго тебе здесь пастись, отныне это моя вотчина, и мужик мой, погуляла — и хватит, дай другим.

Напрямую Вольфганг ничего не говорил, однако не почувствовать перемену было невозможно. А уж когда он сказал, что прихворнул, поэтому следующий понедельник придется пропустить, тут уж Вероника обо всем догадалась. Насчет болезни очень слабая выдумка, на Вольфганга достаточно посмотреть — воплощенное здоровье, его в рекламе можно показывать. Ясное дело, врет. Получается, она ему теперь не нужна. Значит, они с Оксанкой уедут, эта шмакодявка будет кататься как сыр в масле, мотаться по всему миру, а Веронике придется до скончания века здесь куковать. В лучшем случае сторожить пекарню и следить, чтобы бублики не подгорели. Может, вы на прощание меня мукой посыплете? Нет уж, друзья, не на такую нарвались. Поищите дураков в другом месте. Конечно, было бы хорошо нанять киллера, на такое дело она бы денег не пожалела. Так ведь эту мерзавку из дома не выпускают. Говорят, хозяева вообще хотели приковать ее к трубе, да потом сделали послабление. Лучше бы приковали.