— Зачем? Скажет, что человек сбрендил и нес околесицу. О приказе тоже нужно спрашивать не его, а тех, кто застрелил Артюхина. Они же пока ничего не скажут — боятся Гордиенко. Ясно, что приказ отдал он. Ему было важно, чтобы Артюхин замолчал навсегда. Гордиенко наверняка ждет нас. Поэтому мы к нему не зайдем. Пусть несколько дней помучается, потом мы с ним встретимся.

— Тогда, надеюсь, мы не спрашивать его будем, а сами расскажем, что нам известно.

— Честно говоря, меня сейчас интересует другое, — продолжил Турецкий. — Вот ожидает нас начальник УВД, настроен на определенную волну, и после всего произошедшего это логично. А я бы сейчас попросил его показать заявление сына об украденном кортике.

— За чем же дело стало, патрон?

— Очень важно: есть такое заявление или нет?

— Сами-то как думаете?

— Думаю, нет и не было. Вот увидишь, Саша. Не знаю уж, что он скажет — короткое замыкание, наводнение, цунами. Мне даже интересно, какую причину выдумает досточтимый Альберт Васильевич.

— Чует мое сердце, вы уже готовы арестовать его. Но ведь нет же никаких прямых доказательств.

— Поэтому и не арестовываю. Пока же короля играет свита — ориентируемся на косвенные. Зато их столько!.. — Турецкий развел руки в стороны, пытаясь изобразить непомерное удивление, в которое его приводят многочисленные мелкие прегрешения в деятельности начальника местного УВД. — Заедем к нему. Только умоляю тебя — ни слова про Артюхина. Будет спрашивать — рта не раскрывай.

— Нужно предварительно позвонить, узнать, на месте ли он.

— И не подумаю, — категорически заявил Турецкий. — Тут все моментально становится известно. Он наверняка знает, что мы приехали к Жарковой. Подсчитал, сколько мы можем с ней беседовать, и, поджидая нас, преспокойно сидит сейчас в своем кабинете. Могу держать пари. Хочешь?

Александр Михайлович благоразумно отказался от спора, и правильно сделал: Гордиенко был на месте. По причине трагичности ночных событий гостей он встретил сдержанно: вежливо, но не проявляя неуместной радости. Вздохнул и жалостливо покачал головой: мол, надо же случиться такой напасти на подведомственной мне территории.

Кабинет его был выдержан в строгом бюрократическом стиле и в то же время не лишен нарядности, которую придавала новая мебель, симметричные портьеры на всех трех окнах и аккуратно расставленные в стеллаже книги. Взор ласкал стоявший между окнами аквариум с одной рыбкой. На столе тоже был полный порядок. За креслом начальника УВД разместилась целая фотовыставка: в центре цветной портрет президента, а по обеим сторонам от него россыпь гордиенковских фотографий. На них изображены счастливые моменты жизни: Альберт Васильевич рядом с министром МВД, он же с начальником областного ОВД, он же с депутатом Государственной думы, физиономия которого частенько мелькает на телевизионном экране.

Турецкий сразу взял быка за рога:

— Альберт Васильевич, нам необходимо уточнить, какого числа у вашего сына украден кортик?

Начальник УВД недоуменно потряс головой, словно пытаясь избавиться от дьявольского наваждения. О чем это он? Какой кортик? Тоже с ума спятил? У нас тут такое творится, а он спрашивает про какое-то заявление. Или мне почудилось?

Следователи терпеливо ждали ответа, и до Гордиенко наконец дошло, о чем его спрашивают.

— Точно сказать не могу. У Анатолия нужно выяснить.

— Полагаю, он тоже может забыть. Лучше ориентироваться на его заявление. Можно посмотреть дату подачи?

— Ой! — Гордиенко сокрушенно махнул рукой. — Мы тут по бедности с ним промахнулись. Пожар у нас был, и часть компьютеров сгорела. Информация, записанная на твердых дисках, пропала.

— Действительно, придется уточнить у Анатолия, — холодно сказал Александр Борисович. — Он сейчас в Зеленодольске?

— Как раз сегодня его нет.

— А где?

— Я даже точно не знаю. Он все время мотается по своим коммерческим делам. Чтобы заработать, знаете как вкалывать приходится! Кажется, в Москву подался. Но скоро вернется, тогда уточним насчет числа.

— Позвонить ему сейчас можно?

— Не любит он мобильника. Я, говорит, чувствую себя с ним как на привязи. В любой момент могут застать. Ему же хочется иногда побыть в полосе отчуждения.

— М-да, для современного коммерсанта такое отношение к мобильной связи несколько странновато. — Голос Александра Борисовича вообще сделался ледяным. — Будем надеяться, сын скоро объявится. Уточните, пожалуйста, какого числа произошла кража…

После того как москвичи ушли, Гордиенко еще долго сидел с раскрытым ртом. Ну и следователи! Липовые! О самом главном, про гибель старшины Артюхина, даже не спросили.

Кристина по-прежнему находилась в угнетенном настроении. Пыталась взять себя в руки — плохо получалось. Перед глазами стоял Юрий. Она видела его обезоруживающий взгляд, его улыбку, слышала его голос. От этого видения ей не избавиться, да не очень-то и хочется. Из Ростова регулярно звонит отец. Он сразу почувствовал подавленность Кристины, начал допытываться, что да как. Рассказала о гибели сотрудника, хорошего товарища. У Максима Максимовича сейчас одна забота — побыстрее свести дочь с медно-алюминиевым королем. Сказал, что у того есть возможность приехать в командировку в Зеленодольск, там наклевывается выгодное дельце. Нужно будет его встретить, кое-чем помочь. «Сейчас это исключено!» — ответила Кристина. По ее тону отец понял — не время — и больше не настаивал.