— Он тоже вот так целует тебя?

Она хотела вырваться, но его рука удерживала ее, как в тисках. А другая дерзко ласкала ее грудь.

— Ты так стонешь в объятиях каждого, кто приласкает тебя? Он продолжал удерживать ее силой — откуда она только взялась в его изможденном теле!

— О Господи, как же ты прекрасна! Я схожу с ума по твоему телу… Почему — Потоцкий? Потому что он богат? Но возможно я богаче! Он знатен? Но и мой род тоже! Если ты решила продать себя… — пробормотал он, целуя ее шею, затем спускаясь к бешено вздымающейся груди. — То почему не мне?

При этих его словах ей, наконец, удалось высвободить руки, и она силой влепила ему пощечину, а затем оттолкнула, и он скорчился от боли.

— Вы грязный солдафон, матрос!!! Да как вы смеете говорить мне такое! Как вы смеете так меня оскорблять? Замужество с Потоцким было единственным шансом выйти на свободу! Его мне поставил Потоцкий-старший, из-за моих земель! Только так я могла бежать! И я дала свое согласие, ведь я тогда вас не знала. И лучше бы не знала никогда! Я ненавижу Потоцкого, но вас я ненавижу еще больше! Пусть вашими ранами и вправду занимается кто-то из слуг.

С этими словами она выскочила из комнаты и громко хлопнула дверью.

Там Катя прижалась горячим лбом к стене и тихо заплакала, а из комнаты раненного доносились ругань и проклятия. Нет, он не ее забыл, и он искал ее, а когда нашел — осыпал оскорблениями. Неужели, он и правда считает ее такой? А ведь она сама виновата, позволять ему такое… Катя коснулась пальцами своих губ. Но какими страстными были его грубые поцелуи, и какими обжигающими — дерзкие ласки. Впервые в жизни она так много позволила мужчине и нисколько не жалела об этом. Она бы позволила и больше — ему, единственному, любимому… Да только бы это не досталось Потоцкому! Катя спустилась на кухню.

— Лиза, пойди к раненому, поменяй повязки и накорми бульоном. А я пока переоденусь.

Княжна едва успела подняться к себе, как услышала, что к дому подъезжает всадник; она тут же узнала посыльного князя. Ее сердце гулко забилось — не хватало, чтобы этот верный княжий пес пронюхал, что в доме есть посторонний. Нужно немедленно спуститься и не дать ему возможности поставить самому лошадь в конюшню, иначе он может увидеть коня лейтенанта.

Девушка быстро спустилась вниз по ступенькам и вышла во двор как раз в тот момент, когда всадник спешился.

— Савелий, к нам посыльный! Пусть передохнет с дороги, а ты сам поставь коня в стойло, да напои — не забудь!

Старик понимающе кивнул и пошел выполнять приказание.

— Ваша светлость!

Мужчина склонил голову, приветствуя молодую графиню, но эта любезность не скрывала его пронзительного любопытного взгляда. Ищейка Григория… И где он только берет таких!

— Присядьте, Иван Васильевич, вы, верно, устали с дороги…

— Нет, сударыня, нисколько. Я тороплюсь, и посему буду короток. Вот письмо от князя. Он просил дать ответ немедленно.

Катя развернула послание.

«Приветствую вас, моя прекрасная невеста! Буду краток. До меня дошли слухи, что в нашем лесу скрываются разбойники и бандиты, а посему ваше присутствие в усадьбе небезопасно. Прошу вас переехать в мои владения как можно быстрее, чтобы я был спокоен за вас. Нисколько вас не стесню. Любящий вас Григорий».

Что-то здесь было не так, но она не могла понять — что именно.

— Передайте князю, что мне сейчас нездоровится, но через недельку я с удовольствием посещу его имение, а пока что врач запретил мне двигаться и вставать с постели.

Как же сильно она ненавидела Григория в эту минуту! Каким-то образом тот словно чуял, что здесь что-то происходит. Хоть бы сам теперь не приехал…

Катя демонстративно закашлялась.

— Да и вы, Иван Васильевич, близко не подходите — хворь моя заразная, хоть и иду на поправку. А теперь — прощайте, и передайте все моему жениху.

Сергей лежал и смотрел на нежно-розовый закат в окне. Он ждал, терпеливо ждал, когда она снова придет к нему. Но девушки не было уже второй день. И за ним ухаживала Лиза. Неуклюжая и неряшливая, она то и дело зыркала на него своими наглыми глазками и так и норовила лишний раз дотронуться. Будь это пару-тройку месяцев назад, он бы с радостью использовал доступность сельской красавицы и вдоволь порезвился, но сейчас ему было не до этого. Да и не только сейчас — с тех пор, как он снова встретил свою золотоволосую пленницу, он больше не мог быть с другими женщинами. Поблекло обычное желание обладать, отныне ему хотелось только ее. До умопомрачения, до боли в суставах — только ее! Это была всепоглощающая страсть владеть не только ее телом, но и душой. Любить и быть любимым. Любить так жадно и ненасытно, как он никогда еще не любил ни одну из женщин. Плевать на все, к черту все условности, к черту ее проклятого жениха! Он будет с ней и сумеет всем закрыть рот.

Двери скрипнули, и Сергей приподнялся с радостью, которая тут же испарилась, едва он увидел Лизку в полурасстегнутой сорочке. Она несла тарелку, и в ней дымился ужин.

— Барыня снова заняты, велели накормить и побрить вашу светлость.

— Где она? Когда придет?

— Тише, тише, сударь! Нельзя вам так нервничать. За вами ухаживаю с этих пор только я.

— Что значит — ты? А где Екатерина Павловна? Она что — уехала?

— Никак нет, но велели мне…

— Пошла отсюда! Вон, я сказал, пока не надел на тебе на голову эту чертову похлебку!! Поставь ее и убирайся! Скажи своей хозяйке, что если она не придет, то пусть и никто не приходит! Больше я никому ни кормить, ни брить, ни перевязывать себя не дам! Так и передай. А теперь — пошла прочь!