Она поднялась и надела халат. Маргарита уже спа­ла. Дженна прокралась вниз по лестнице в тихом доме и зашла на кухню, чтобы налить себе молока. Каза­лось, в этом доме присутствие ее отца ощущается по­всюду — не так сильно, как в студии, но все равно заметно. Дженна представляла себе, как он ходил по этой комнате, сидел в кресле, ел на кухне. Она унесла стакан в гостиную, где в камине еще догорали дрова. Немного помедлив, она включила свет и принялась разглядывать картины.

Каким-то чудом Дженне удавалось узнавать среди них работы отца прежде, чем она успевала взглянуть на подпись. Он писал в стиле импрессионистов, на его картинах яркие цвета создавали причудливые формы. Среди них было несколько пейзажей Дордони, изобра­жение дома, который он любил. На соседнем полотне был изображен замок; вода в озерце рядом с ним по­блескивала под вечерним солнцем. Неожиданно среди картин Дженна разглядела портрет, и хотя плохо разбиралась в живописи, она сразу поняла, что портрет очень удачен. С портрета на нее смотрела еще молодая Маргарита, и Дженна словно увидела ее глазами отца такой, какой видела сейчас сама, — чарующей своей добротой и мягким юмором. Расселл написал портрет своего лучшего друга, жены, и Дженна не могла ви­нить его за это.

Она так засмотрелась на портрет, что ничего не слышала, и только звон стекла вывел ее из этого состояния. Обернувшись, Дженна увидела, что Ален сто­ит у стола, наполняя стакан. Он молчал. Коротко взглянув на Дженну, он просто сел со стаканом брен­ди и уставился на угли в камине.

— Вы вернулись слишком рано.

Очевидно, Ален не собирался начинать разговор, и Дженна смутилась, что ее застали врасплох, но еще больше ее смущала мысль, что ей придется уйти, не сказав ни слова.

— Я не люблю дискотеки и шумливую моло­дежь, — рассеянно ответил он, глядя на огонь.

— Полагаю… Клодина была разочарована… — Джен­на осеклась. Она ненавидела себя за желание узнать поподробнее о вечеринке, ио язык не слушался ее.

Ален просто пожал плечами.

— Я отвез ее к друзьям и выждал положенное пра­вилами вежливости время. Несомненно, Бернар Вийет привезет ее обратно.

Эти слова объяснили его мрачность: Алена рассер­дило присутствие Бернара. Вероятно, Клодина скрыва­ла это до последней минуты. Впрочем, Дженне не бы­ло до этого никакого дела.

— Я иду спать. Спокойной ночи, — быстро произ­несла она. Чтобы рассмотреть картины, она встала на колени в кресло, и теперь, едва она зашевелилась, Ален пристально и хмуро взглянул на нее.

— Значит, вы рассматривали его работы?

— Я никак не могла заснуть, зашла на кухню по­пить и стала бродить по дому со стаканом. — Дженна указала на стоящий на столе стакан молока и подош­ла, чтобы забрать его и унести на кухню. Ален встал так порывисто, что Дженна машинально отскочила, вспоминая, что сейчас разгар ночи, а на ней только халат. Этот поступок заставил Алена помрачнеть.

— Не бойтесь, я не собираюсь нападать на вас, — проворчал он. — А если вы стесняетесь своего халата, позвольте напомнить, что я уже видел вас в ночной рубашке и не поддался бурной страсти.

— Я не боюсь… просто вы встали… так неожидан­но.

Время для гневных возражений было явно непод­ходящим, и Дженна почти убежала на кухню, чувствуя частые удары сердца в груди. Ален заставил ее испы­тать странное чувство, как и прежде. И теперь, когда он был сердит, Дженна по-настоящему испугалась. Ед­ва она успела отдышаться, как дверь кухни открылась, и на пороге показался Ален.

— Вы что, хотите провести здесь всю ночь? Вы боитесь пройти мимо меня к лестнице? — осведомил­ся он. — Спрячьтесь под стол, мадемуазель, а я, когда дойду до своей комнаты, постучу по полу — в знак того, что путь свободен.

— Под стол я не полезу, — решительно заявила Дженна, заставляя себя встретить взгляд темных сер­дитых глаз. — Просто я размышляла, стоит ли выпить еще молока, — вот и все, — солгала она. — Некого мне бояться.

— Есть кого, — фыркнул Ален. — Меня. Но я не всегда бываю чудовищем.

— В таком случае вам лучше всего пойти спать, — посоветовала Дженна деланно холодным тоном. — He стоит срывать злость на мне, если вам не повезло на вечеринке! От ревности к Бернару избавиться очень просто: надо объявить о помолвке — пусть он знает, что Клодина занята.

Ален раздраженно отвернулся, хлопнув рукой по двери.

— Что за идиотизм! Несомненно, еще одна черта, унаследованная вами от матери.

— Прекратите говорить гадости про мою мать! — Дженна повысила голос — гнев прогнал остатки ее страха и прочие неудержимые чувства. В своем раздра­жении она схватила Алена за руку, и он обернулся с пугающей быстротой, устремив на нее темные глаза.

— Разве я не предупреждал, что не стоит задевать меня? — угрожающе проговорил Ален. При этих сло­вах вся смелость Дженны улетучилась. Ален наступал на нее, а она пятилась до тех пор, пока не наткнулась спиной на стол. Ее быстрый переход от агрессивности к испугу, очевидно, позабавил Алена, поскольку его губы насмешливо изогнулись. — Ну, что же теперь, мадемуазель? — вкрадчиво поинтересовался он. — Что вы станете делать — вцепитесь мне в лицо, по­зовете на помощь или попытаетесь прорваться мимо меня?

— Я спокойно пойду спать, — еле слышно отозва­лась Дженна, с тревогой глядя на него. — Не трогайте меня! — в панике добавила она, увидев протянутые к ней руки.

— Почему это? — усмехнулся Ален, оттаскивая ее от стола и привлекая к себе. — Я провел невыносимо скучный, отвратительный вечер, а вы, по крайней мере, красивы.

— Прошу вас, не надо! — взмолилась Дженна, ког­да Ален склонил к ней темноволосую голову. Он стал водить губами по ее шее, пока Дженну не охватила дрожь. Она понимала, что должна бороться, чтобы вы­свободиться, и попробовала сделать это, но Ален в ответ сжал ее крепче.