Рисунки напоминали иллюстрации к романам маркиза де Сада. Но коммунарам было не до маркиза, кроме того, лишь XX век признает его не выродком и маргиналом, а предшественником современной литературы и незаконным отпрыском Просвещения. Фронда, двадцатипятилетний служащий мэрии и плодовитый революционный карикатурист-самоучка, издававший в дни Коммуны собственную газету «Пилори», не воплощал свои больные фантазии, а откликался на реальные события, происходившие — во всяком случае, как считали 246 коммунары — в Париже середины XIX века. Первый рисунок сопровождал комментарий: «Галантный способ, которым пользуются господа из церкви святого Лаврентия, чтобы избавиться от женщин после кутежа». Второй: «Вот что творилось в монастыре Пикпюс до революции 18 марта».

Церковь святого Лаврентия — Сен-Лоран (бульвар Маджента, 68) — один из старейших соборов Парижа. Первую церковь на этом месте построили еще в VI веке: в 885 году ее разграбили и сожгли норманны. Новый храм возвели на пепелище в 1180 году. Потом снесли и его. Ту церковь, которую можно увидеть теперь, начали строить в начале XV века, а закончили только в 1867 году, буквально накануне Коммуны. Необходимость финальной перестройки возникла, поскольку фасад не вписывался в новую топографию Парижа, заданную строящимися бульварами — Маджента и Страсбургским. Но мастера XIX века постарались соблюсти оригинальный стиль пламенеющей готики.

Коммунары, антиклерикалы и богоборцы, по словам Карла Маркса, «штурмовавшие небо», овладели Парижем 18 марта 1871 года, а уже 2 апреля отделили Церковь от государства: имущество конгрегаций национализировали, церкви превращали в народные клубы. Жоржа Дарбуа, парижского архиепископа, взяли в заложники, а 24 мая расстреляли в ответ на зверства контрреволюционеров-версальцев. Хотя у коммунаров были неотложные дела — шла как-никак гражданская война, а под Парижем стояли немецкие войска, — они зачем-то устроили в Сен-Лоран, откуда предусмотрительно сбежали кюре и викарий, даже не обыск, а раскопки.

Зачем они туда вообще полезли? Да вот, отвечали коммунары, решили проверить годами ходившие слухи о странных шумах, доносящихся из собора. Вспомнили вдруг, что десять лет назад одного гражданина, невзначай уснувшего в церкви, разбудили женские стоны. Тогда дело замяли, стоны списали на пьяные галлюцинации гражданина.

Результаты раскопок оказались для коммунаров то ли шоком, то ли невероятным — или ожиданным — подарком. Под алтарем нашлись четырнадцать женских скелетов, у одного из которых сохранились волосы пепельного цвета, и туннель, якобы ведущий в женскую тюрьму Сен-Лазар. У публицистов разыгралось воображение, в том числе сексуальное.

Один из лидеров Коммуны Жюль Валлес (35) безапелляционно утверждал в газете «Ле Кри дю пепле» («Крик народа»): это, безусловно, скелеты монахинь и заключенных, которых садисты-монахи позаимствовали для своих забав в женской тюрьме. Принимая во внимание, что Сен-Лазар, пользовавшаяся жуткой репутацией, славилась прежде всего как тюрьма-госпиталь для лечения венерических заболеваний, смелости развратных монахов можно лишь позавидовать. Валлес реконструировал, точнее говоря, домыслил постигшую женщин участь в духе готических романов о тайнах средневековых подземелий. Статьи Валлеса стоит рассматривать именно в рамках романтической литературной традиции, возродившейся в сугубо утилитарных, пропагандистских текстах. «Этих женщин, должно быть, усыпляли хлороформом, а потом насиловали. Им связывали руки и ноги. <…> Представьте себе эту ужасную сцену, представьте, как эти молодые женщины, эти девушки, завлеченные обманом или надеждой на удовольствие, просыпались здесь: связанные, замурованные, заживо погребенные». Другой журналист пошел еще дальше, сочинив текст от лица жертвы, очнувшейся от дурмана и мучительно задыхающейся под толщей земли: «Потрогайте наши сведенные судорогой, распахнутые челюсти».

Статья Валлеса, перепечатанная в органе Коммуны «Журналь офисьель де ла Коммюн де Пари» (таким образом его версия стала официальной), завершалась назидательно: «Легковерные матери семейств, доверяющие священникам честь ваших детей, приходите посмотреть, что скрывали отвратительные подземелья старинной церкви Сен-Лоран». И они пришли — и матери, и отцы. Толпы, стекавшиеся к церковным стенам поглазеть, как туда врываются комиссары Коммуны, не были разочарованы.

Во второй половине апреля скелеты, загадочные подземелья, «инквизиторские орудия пыток» — железные кровать, корона и корсет, — наставление, как делать аборты, и двести женских платьев обнаружились в церкви Сакре-Кер монастыря Пикпюс и в монастыре Святого Креста. Но, самое главное, из Пикпюса освободили трех монахинь, проведших по десять лет в стальных клетках: сестер Виктуар, Бернардину и Стефани. Да, соглашались коммунары, все они пребывали в невменяемом состоянии, но обезумели уже в заточении. Да и где это видано — тут коммунары были абсолютно правы — обращаться с больными женщинами как с животными, вместо того чтобы передать в руки врачей. В редкие минуты просветления пятидесятилетняя Бернардина вспоминала, что ее морили голодом и ежедневно избивали за желание даже не покинуть монастырь, а повидаться с родными.

Впрочем, коммунары не ограничились готическими фантазиями, а инициировали официальное расследование. Судебно-медицинским экспертом 28 апреля назначили человека, уважаемого и политически нейтрального. Сорокадвухлетний доктор Поль Гаше, проходивший службу в Девятом батальоне национальной гвардии, специализировался на нервных болезнях, диссертацию посвятил меланхолии. Но его имя осталось навечно в истории не медицины, а искусства. Коллекционер и художник, он был другом художников нескольких поколений — от реалистов до постимпрессионистов: Камиля Коро, Шарля Франсуа Добиньи, Эдуарда Мане, Огюста Ренуара, Камиля Писарро, Поля Сезанна. В своем доме в Овер-сюр-Уаз он приютил Винсента Ван Гога, который написал знаменитый портрет доктора и умер после двухдневных страданий на руках у Гаше, пустив себе пулю в область сердца. Впрочем, недавно появилась конспирологическая версия, что художник был убит.

Начинать расследование доктор не торопился: за первым приглашением изучить жуткие находки 30 апреля и 8 мая последовали настойчивые и сухие, если не угрожающие, напоминания. Приступил ли он к делу вообще? Скорее всего, его целиком поглотили новые обязанности главного врача военного госпиталя Сен-Мартен: раненых с каждым днем прибывало.

Коммуна обратилась к иным специалистам. Датированный 3 мая, но опубликованный в «Журналь офисьель» только 16-го, доклад подкрепил обвинения в адрес монахов научными выкладками. Разинутые челюсти жертв и то, что черепа всех скелетов повернуты в сторону вентиляционного отверстия, доказывают: их похоронили заживо. Все жертвы молоды — у всех сохранились зубы. Найденный в захоронении гребень слоновой кости — современного производства. Энтомолог, участвовавший в расследовании, обнаружил насекомое-трупоеда: значит, тому было чем поживиться. Авторы доклада даже взяли на себя смелость идентифицировать одну из жертв: череп со светлыми волосами, очевидно, принадлежал пропавшей несколько лет назад дочери виноторговца с соседней улицы. Более того: жертв было, возможно, еще больше. Под четырнадцатью скелетами обнаружилось еще одно, пересыпанное негашеной известью, захоронение.