Мединский Владимир Ростиславович
Шрифт:
Морально фюрер был к этому вполне готов. Вот что он говорил на совещании руководящего состава вермахта (не СС, не гестапо — армии) еще 30 марта 1943 года:
«Речь идет о борьбе на уничтожение. Если мы не будем так смотреть, то, хотя мы и разобьем врага, через 30 лет снова возникнет коммунистическая опасность… Эта война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке сама жестокость — благо для будущего».
27 июня 1941 года нарком иностранных дел В. М. Молотов от имени советского правительства заявил о согласии с предложением «Международного комитета Красного Креста относительно представления сведений о военнопленных, если такие же сведения будут предоставлены воюющими с советским государством странами» [132] .
132
Попов А. Б. Пленные большой войны: иностранные военнопленные в СССР в 1941–1945 гг. Ростов-на Дону.
Позднее будут попытки прямых контактов с обществами Красного Креста Румынии и Венгрии. С ними обмен данными о пленных в самом деле начнется.
17 июля 1941 года НКИД СССР обратился с нотой к Швеции с просьбой довести до сведения Германии, что СССР признает Гаагскую конвенцию 1907 года о содержании военнопленных и готов выполнять ее на основах взаимности (помните — прецедентное право?).
8 августа 1941 года СССР направил всем государствам, с которыми имел дипотношения, циркулярную ноту советского правительства:
«Лагерный режим, установленный для советских военнопленных, является грубейшим и возмутительным нарушением самых элементарных требований, предъявляемых в отношении содержания военнопленных международным правом и, в частности, Гаагской Конвенцией 1907 года, признанной как Советским Союзом, так и Германией. Германское правительство грубо нарушает требование Гаагской Конвенции, обязывающей воюющие страны обеспечивать военнопленных такой же пищей, как и свои собственные войска; ст. 7 приложения к 4-й Гаагской Конвенции 1907 года». («Правда» 1941. 26 ноября) [133] .
133
Правда. Ру. 15 марта 2010 года.
В августе же СССР передает первый список немецких пленных. Ответа от Германии не последовали.
27 апреля 1942 года СССР нотой НКИД заявил, что «Советское правительство, верное принципам гуманности и уважения к своим международным обязательствам, не намерено даже в данных обстоятельствах применять репрессивные мероприятия в отношении германских военнопленных и по-прежнему придерживается обязательств, принятых на себя Советским Союзом по вопросу о режиме военнопленных».
Так СССР и поступал — до конца войны и после, до самой репатриации немцев в Германию. Увы, никакого намека на «взаимность» с немецкой стороны не было.
Из распоряжения командования вермахта об обращении с советскими военнопленными от 8 сентября 1941 года:
«Впервые перед германским солдатом стоит противник, обученный не только в военном, но и в политическом смысле, в духе разрушающего большевизма. Борьба с национал-социализмом у него в крови. Он ведет ее всеми имеющимися в его распоряжении средствами: диверсиями, разлагающей пропагандой, поджогами, убийствами. Поэтому большевистский солдат потерял всякое право претендовать на обращение как с честным солдатом в соответствии с Женевскими соглашениями» [134] .
134
Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2. Начало. Книга 2. 1 сентября — 31 декабря 1941 года. М., 2000.
На этом с первой частью мифа можно и закончить А вторая часть — несмотря на огромную литературу, и Солженицына, и Шаламова — будет совсем короткой.
А после войны потрясла меня лютость к пленным. За что? Из гитлеровских лагерей смерти — в концлагеря сталинские.
А. Н. Яковлев, 1995 годВыше я уже написал про штурмовые батальоны для вернувшихся из плена офицеров [135] . Попадали на фронт они из фильтрационных лагерей. Можно ли было обойтись без них, без этих спецлагерей НКВД? Свои же вернулись, столько пережив? Обнять, откормить, отправить домой.
135
Штурмовые батальоны, которые хорошо проявили себя в боях, просто расформировывались.
Увы, боюсь, эти лагеря были жестокой необходимостью. Еще и потому, что тогда еще не закончилась другая война — гражданская. Из-за линии фронта приходили и вполне идейные, настоящие враги. И при этом шпионы и диверсанты говорили по-русски без немецкого акцента — просто потому, что были русскими.
«Глаза с прищуром! Быстрее!.. Кошевой?.. Глаза карие, бородавка… на левой щеке… Алексеев?.. Сросшиеся брови, противокозелок вогнутый. Скаба?.. Пойман!.. Игнатов Василий?.. Брюнет!.. Ревякин?.. Бойчевский?.. Лысенко?.. Гурьянов Денис?.. Полынин?.. Мищенко?..
Мищенко?!! Южно-русский говор… кривоватые, как у кавалеристов, ноги… глаза с прищуром… Неужели Мищенко?!» [136]
136
Богомолов В. О. Момент истины (В августе сорок четвертого). М., 2010.
Но сколько их было, таких идейных «мищенко»? Сколько было безыдейных предателей? А вот представьте, известно сколько. По данным общества «Мемориал», на 1 марта 1944 года после проверки было арестовано 11 283 человека [137] .
3,6 % попавших на фильтрацию. По данным военных историков на тот же период — точно столько же, с точностью до одного человека — 11 283 [138] . В процентах — 3,5 %, в связи с более точным подсчетом.
137
Свободная мысль. 1997. № 9.
138
Меженько А. В. Военнопленные возвращались в строй…//Военно-исторический журнал, 1997. № 5.